"Владислав Лебедько. Хроники российской Саньясы (Из жизни Российских мистиков: Мастеров и Учеников (1960-х - 1990-х)" - читать интересную книгу автора

что Бурковский раздевал меня всякий раз донага, доставал из меня все
возможные и невозможные грехи и грешки, и тихонько себе потешался над бедным
пациентом. Но Жора был поистине безупречен. Я не знаю, где он учился, слышал
только, что несколько месяцев он стажировался в Венгрии. Он был первым, в
ком я увидел пример Созерцающего Свидетеля. Не знаю и не берусь судить, что
происходило у него внутри, но внешне он всегда, во все время нашего общения
был безупречно спокоен и, как мне кажется, не просто отстранен, как учат
психоаналитические трактаты, а постоянно и ровно позитивен.
Это был, слава Богу, не классический психоанализ с игрой в
интерпретации, переносы и тому подобное, - все эти формы, конечно,
присутствовали, но за ними стояло главное, то главное, что теряют обычные
психоаналитики, закопавшиеся по уши в бессмысленной игре в символы и схемы.
Это главное - уроки мотивации; уроки отношения к жизни, как к удивительному
путешествию, где не самым важным является то, комфортно тебе или не очень;
уроки, позволившие отойти от позиции "сделайте со мной что-нибудь". И
возможно получилось так потому, что хотя внешне Жора был для меня, как и
подобает психоаналитику - загадочной личностью, интуитивно я чувствовал, что
ему самому интересны не столько символы и психоаналитические концепции,
сколько сама Жизнь. Так что, знал он сам о том или нет, но, по сути, учил он
меня исследовать Жизнь, только думали мы при этом, что психоанализом
занимаемся...
После мы встречались еще пару раз, уже через несколько лет. Помню, как
в 1991 году, когда я учился на психолога в Университете, я приехал в
Бехтеревку (Психоневрологический институт им. Бехтерева) на какой-то
семинар. Жора работал в Бехтеревке, мы не виделись уже лет пять, и я решил
перед семинаром зайти к нему на отделение. Я был переполнен восторженной
гордостью, предвкушая его реакцию на то, что я стал психологом. -"Ну, вот мы
и коллеги", - протягивая руку, сказал я нарочито небрежно, стараясь не
показать никаких эмоций. Жора как-то очень внимательно посмотрел на меня
поверх очков, затем тихо и совершенно серьезно произнес:
- "Вот сейчас позвольте действительно выразить вам свое сочувствие,
которое гораздо больше теперь, чем когда вы были пациентом и мучались
какими-то там надуманными проблемами". Понадобилось года три, чтобы осознать
глубину этой фразы, хотя и тогда, признаюсь, она меня озадачила, и я даже не
нашелся, что и сказать для продолжения беседы.
Месяца через три я еще раз заехал к нему на работу, чтобы показать
черновик диплома, который мне предстояло защищать в начале лета. Бурковский
бегло пролистал диплом, хитро прищурился и, протягивая мне папку, сказал: -
"Ну что ж, хорошо. Вы, как и прежде, очень изящно противопоставляете себя
другим"... Я тогда чуть не заболел. Весь вечер, допоздна, я бродил, как
чумной по парку, а когда пришел домой - сочинил рассказ, в котором некто
осознал, что он все время выпендривался, тем самым отделяя себя от других
все больше и больше, оставшись в итоге одиноким и никому не нужным со всей
своей уникальной индивидуальностью.

Александр Маркович Эткинд
С Бурковским у нас была договоренность, что вместе мы работаем ровно
девять месяцев. По окончании этого срока я спросил, нет ли каких-нибудь
групп, где люди занимались бы чем-то похожим па психоанализ, но не по
одному, а вместе. Он посоветовал мне обратиться к Александру Эткинду