"Иван Лазутин. Сержант милиции (Повесть)" - читать интересную книгу автора

русые волосы были растрепаны, лицо в испуге.
- Дочка моя... Нина... Господи! Граждане, вы не видели девочку? Дочь
потеряла... Дедушка, присмотрите, пожалуйста, за моими вещами, -
обратилась она к старику, сидевшему на крепком деревянном сундучке.
Оставив чемодан и сумку, женщина выбежала из зала.
Всякий, кто видел горе матери, потерявшей ребенка, отнесся к этому
сочувственно, с желанием помочь хоть добрым советом или утешением. И
только трое молодых людей, у которых эта сцена происходила на глазах, были
равнодушны к несчастью женщины. Они только ждали удобного случая, чтобы
"увести" чемодан, оставленный на хранение старику.
Три вора, три старых рецидивиста - Князь, Толик и Серый. От настоящих имен
они уже отвыкли. В воровской среде принято называть друг друга кличкой.
В свои двадцать восемь лет Князь треть жизни провел в лагерях, под
следствием, в тюрьмах и в бегах. Если бы его спросили: почему он ворует,
то вряд ли он смог бы по-настоящему ответить на это. Ему казалось, что
ворует он всю жизнь, а зачем, почему ворует - никогда об этом не думал. Он
был высокого роста и, как принято говорить, хорошо скроен и крепко сшит.
Из него мог бы получиться неплохой спортсмен, если бы не бессонные ночи и
кутежи, которые продолжались неделями, пока были деньги. Когда деньги
кончались, пьяный разгул сменялся лихорадкой воровства с постоянным риском
жизнью. Белки серых глаз Князя были воспалены, на его худых щеках, не по
возрасту рано, проступала мелкая сетка склеротического румянца. Через всю
правую щеку, от уха до подбородка, тянулся свежий розоватый шрам, и щека
время от времени подергивалась в нервном тике.
Если бы даже сам Ломброзо, признанный современниками великим
физиономистом, стал изучать лицо Князя, он наверняка отнес бы его череп к
типу людей с возвышенным и благородным интеллектом. Высокий и открытый
лоб, на который свисала светлая прядь волнистых волос, хорошо развитые
надбровные дуги, энергический и в меру широкий подбородок - все сказало бы
ученому о том, что перед ним личность незаурядного ума и возвышенных
страстей. Только взгляд, беспокойный и бегающий взгляд серых глаз и
особые, свойственные людям преступного мира, по-театральному ленивые
движения выдали бы в нем человека сомнительной профессии. Такие обычно
настораживают.
Серый был грубее и проще. Природа его обидела и ростом, и внешностью.
Маленький и узкоплечий, он бросался людям в глаза своей нависшей до бровей
угловатой челкой, модной в двадцатых годах среди беспризорников, а сейчас
встречающейся разве только у подростков с очень ограниченным и убогим
вкусом. Что-то тупое и скотское проступало в лице Серого. А его гортанный
с хрипотцой голос неприятно резал слух. Серый не говорил, а шипел, причем
делал он это с особым выпячиванием нижней челюсти, полагая, что, чем
грубее и надсаднее будет его речь, тем сам он станет от этого солидней и
страшней. Неосознанно он подчинялся только одному - грубой силе. Втайне он
завидовал высокому и стройному Князю, а в глубине души ненавидел его за
интересное лицо, на котором девушки иногда задерживали взгляды дольше, чем
на других прохожих. А с каким затаенным ликованием и злорадством взирал
Серый две недели назад на забинтованную щеку Князя, глубокий шрам на
которой, по его расчетам, должен обезобразить лицо.
Князь на Серого смотрел с подчеркнутым пренебрежением и с чувством
громадного превосходства, и Серый каким-то особым чутьем слабого и