"Андрей Лазарчук. Мы, урусхаи" - читать интересную книгу авторабез отдыха в бой - дурь одна, перебьют. И прощения надобно испросить и друг
у друга, и у себя самого... И отречение совершить. Без отречения никак. Потому велел Мураш сегодня лежкой лечь - и никаких. Запас едоцкий решили извести почитай весь, по одному ремню мяса на троих оставили на заутрый день. Мураш роздал сорокa, себе оставил собачий час, лег спать. Приснилось, чего не было: будто он, Мураш, схватился на бичах с огромным тарским батыром: кто кого перебичует, тот и будет головой. То есть в ясном смысле головой, потому что все люди тут так и ходили, нося другa на закорках. И Мураш почему-то никак не мог бичом взмахнуть, а удары тарина ложились все ровненько вдоль хребта... Мураш с хульной руганью проснулся, выволок из-под спины неладно легшую толстую еловую лапу, стал спать дальше. Приснилось то, что было: он, Мураш, двенадцати лет, в учениках кузнеца Дoбаха, старого ученого горыныча. Сам Добах маленький, жилистый, одноглазый, а молотобоец его, Жимля, из горного камня тесан-вырублен, только зубы белые, когда хохочет. Силы был страшной... Ковал Добах прямые мечи, ножи да жала. Мечей с десяток поковок скует, ножей с полста - начинается кузнецкое колдование. В глину белую вонючую сыпется роговая стружка да костяная мука - как раз дело для Мураша, на маленьком жернове ту муку молоть, - а после еще и конский навоз. Поковки этой глиной обмазываются ровненько, сохнут в тени, чтоб не потрескалась глина, после в яму кладутся на большую груду углей, угли вздуваются с четырех сторон - и Жимля сверху на яму каменную плиту кладет. Теперь дело Мураша да Жимли - медленно качать мех, от которого труба под яму подстроена. До трех дней, бывало, качали... Потом давали остыть подземном огне серые и страховидные. Дальше драчевый камень в дело шел и шлифовальный, мечи Мураш точить не мог, а вот ножей через его руки немало прошло. И наконец наставал день закалки. Жимля вздувал горн, Добах брал железным прихватом меч за пяту или за шип - и... У всех кузнецов свои колдования на закалку были. Кто-то по-простому в воде калил, кто-то в масле, кто-то - и на воздухе: или кузнечиха, или дочка кузнецова скакали нагишом во весь опор на коне, клещами держа на отлете раскаленный меч. Про рохатых кузнецов недоброе сказывали, не говоря уж про дварей... Добах был мудр. Он калил в сале. Делал эти пласты Мураш, скалывая, когда надо, острыми щепочками: свиное сало, каменная соль, мясо нежное; снова сало, снова соль, снова мясо, потолще; и так слоев шесть-семь, и в общем где-то с пуд всего. Чистая холстина расстилалась рядом со столом... Добах брал прихватом меч за пяту или за шип - и с нажимом и потягом отрезал пласт; сало как раз переставало шкворчать, когда он доводил клинок до последнего, нижнего слоя. Второй раз погружал он клинок в пламя, грел недолго, зато студил медленно, покачивая и кружа им в воздухе. Мураш в это время запускал в горн следующий клинок - и шел сгребать обрезки сала в корзину. Запах стоял... Когда все кончалось, Добах и Жимля оставались точить и полировать готовье, а Мураш волок тяжелую корзину в коптильню к батяне Ершу, тестю Жимли. И долго потом подкреплялись они на работе этими копчушками. Вот и сейчас: волок-волок Мураш корзину к Ершу, а навстречу ему Игашка, младшая дочка батяни, а в руках у нее короб берестяной, тряпицей |
|
|