"Андрей Лазарчук. Опоздавшие к лету, Том 3: Аттракцион Лавьери" - читать интересную книгу автора

сотни стволов, направленных на меня, все ждут свистка, алчно сопят в
ожидании свистка, свисток - а я стою неподвижно и жду, и знаю твердо, что не
буду бегать и уклоняться от пуль, а буду ждать вот так вот, стоя совершенно
неподвижно, и почему-то никто не стреляет... потом они все же начали
стрелять, и сон кончился, потому что в этом сне Ларри убили, а какие сны
может видеть убитый? Но они очень долго не могли начать стрелять, хотя он
кричал им все, что о них думал, и оскорблял их, и смеялся над ними, а они
все не стреляли и не стреляли - ждали чего-то или не решались, каждый из них
не решался выстрелить первым...
- Ларри, - позвал Козак из-за двери.
- Да, - сказал Ларри.
- Тут к тебе человек. Он говорит, что знает тебя давно. Его зовут
Кинтана.
- Кинтана? - не поверил Ларри. - Боже мой! Зови.
- Сейчас, - сказал Козак. Его башмаки загрохотали вниз по лестнице.
Кинтана, Кинтана, думал Ларри, напрягаясь. Что же тебе понадобилось,
Кинтана? А? Он встал и оперся о подоконник. Поднявшийся ветерок гонял
пылевые смерчики по двору гаража. Что же ты хочешь от меня еще?
И в то же время я чертовски рад, Кинтана, что ты жив и что ты нашел
меня даже в этом захолустье, хотя, скажу тебе сразу, пользы тебе от этого
никакой не будет. Ты бы удивился, наверное, узнав, что я радуюсь тебе. Ты бы
этого не понял, Кинтана. Ты у нас человек без сантиментов. А жаль.
Торопливые легкие шаги за дверью - и Ник Кинтана влетел в комнату. Был
он весь тонкий и легкий, в светлом костюме, противосолнечных очках, шляпа
болталась за спиной, морда была свежая и загорелая, и почти без следов того
ожога, только перчатки на руках - даже не столько потому, что не следует
оставлять где попало отпечатки, сколько потому, что Ник терпеть не мог свои
обезображенные руки. Они обнялись - от Ника пахло отличной парфюмерией, от
Ларри, как обычно, - "мужским одеколоном "Полундра" с запахом крепкого
матросского пота, табака и селедки", - так они шутили тогда, когда было
время шутить. И когда было настроение шутить - сейчас такого настроения не
было, и объятия эти были чисто церемониальным актом, данью старой - бывшей -
дружбе, по которой прошла в позапрошлом году трещина - когда Ларри отказался
помогать Нику в очередной его затее, а Ник вдруг стал давить на него
совершенно непорядочным способом. Тогда Ларри сказал: "Последний раз", - и
два года Кинтана о себе не напоминал, лишь стороной доходила о нем кой-какая
информация.
- Ах, черт! - сказал Ник. - Немного же от тебя осталось!
- Плохо выгляжу? - усмехнулся Ларри.
- Не то слово, - сказал Ник. - Ты что, на диете?
- Именно, - сказал Ларри. - Это ты хорошо сказал: на диете. Ты молодец,
Ник. Ты умеешь хорошо сказать.
- Что-нибудь случилось? - нахмурился Ник.
- Что со мной может случиться? - засмеялся Ларри. - Просто двести
выступлений меньше чем за полгода. От меня осталась лишь хорошо продубленная
шкура да немного костей и сухожилий.
- Двести? - не поверил Ник. - Ты сказал: двести?
- Двести, двести. Точнее, сто девяносто восемь. Завтра последнее.
- Понятно. Жаль.
- Чего именно?