"Борис Андреевич Лавренев. Ветер (Повесть о днях Василия Гулявина) " - читать интересную книгу автора

песен, бешеной гонки по улицам на автомобилях, криков, свиста, бессонницы.
Опомнился только на шестой день, когда сел в зале на дубовое кресло с
мандатом в руке, а в мандате прописано:
"Предъявитель сего минер, товарищ Гулявин, Василий Артемьевич, есть
действительно революционный матросский депутат от первого флотского экипажа,
что и удостоверяется ".
И начались для Гулявина странные дни.
Прошлое отошло в свинцовый туман, закрылось вуалью, а на смену ему -
голосования, вопросы, фракции, восьмичасовой день, парламентарность,
аграрный вопрос, учредиловка, меньшевики, большевики, эсеры, загадочный
Ленин, ноты, аннексии, контрибуции, братство народов, Софья с крестом на
проливах, митинги, демонстрации, - и все жадно глотала голова; под вечер
нестерпимо болели виски от неслыханных слов, и зубрил Гулявин словарь
политических слов, взятый у одного члена Совета.
А по ночам опять стал сниться лейтенант Траубенберг. Выползая из-под
печки, усами грозился:
"Хоть ты теперь и депутат, а я тебя до смерти защекочу. Моя власть над
тобою до гроба. Гадалка не помогла, и Совет не поможет".
Просыпался Василий с криком и тревожил сладко спящую Аннушку. Жил у
Аннушки на правах депутата, и инженер Плахотин весьма доволен был и гостям
приходившим хвастался:
- А у нас депутат матросский на кухне живет. Герой! Трех полицейских
ухлопал!
И гости, заходя в кухню, как бы ненароком, смотрели на Гулявина и
ласково с ним разговаривали, а один спичечный фабрикант расплакался даже и
сторублевку дал:
- Я, товарищ матрос, вас уважаю, как народного самородка и освободителя
родины от царского гнета. Возьмите на революцию!
Взял Гулявин. Купил на эти деньги Аннушке шарф шелковый и ботинки
самого американского шевро (разве Аннушка революции не на пользу?), а
остальные семьдесят прокутил.
А через три дня разделался и с тараканьим кошмаром. Шел ночью через
Измайловский полк с митинга, увидел впереди себя худую фигуру в черном
пальто без погон и при свете фонаря разглядел лейтенанта Траубенберга.
В революцию сбежал лейтенант с "Петропавловска" и прятался в Петербурге
у тетки
Залило глаза Гулявину черной матросской злобой. Кошкой пошел, неслышно
ступая, за лейтенантом Траубенберг дошел до подъезда, оглянулся и мышкою в
дверь, а кошка - Гулявин - за ним
На второй площадке догнал лейтенанта.
- Что, господин лейтенант? Не послушали добром? Теперь прикончу я
тараканьи штуки-то ваши!
Траубенберг открыл рот, как вытащенный на сушу судак, и не мог ничего
сказать. Минуту смотрели одни в другие глаза мутные - лейтенантовы,
яростные - матросские Потом шевельнул лейтенант губой, ощерились усы, и
показалось Василию - бросится сейчас щекотать.
Отшатнулся с криком, схватился за пояс, и глубоко вошел под ребро
лейтенанту финский матросский нож.
Захлюпав горлом, сел Траубенберг на ступеньку, а Василий, стуча
зубами, - по лестнице и бегом домой.