"Борис Лавренев. Крушение республики Итль" - читать интересную книгу автора

парламентских группировок, музыкой и великолепным фейерверком.
С момента получения ордена президент не снимал фрака даже в домашней
обстановке. И злые языки утверждали, что, следуя мудрому закону великого
Тимура, господин Аткин решил носить верхнее платье до тех пор, пока оно,
за ветхостью, не спадет само с его плотного торса.
Эти рассказы были уже явным преувеличением, но за достоверность одного
факта ручалась камеристка президентши.
В ночь банкета по случаю награждения главы государства президент лег в
постель, надев ленту поверх ночной пижамы, и сладко заснул, но на заре был
разбужен невежливыми толчками супруги, которая заявила резкий протест
против злополучной звезды, исцарапавшей ей все бедро.
Президент был крайне возмущен такой претензией, обозвал супругу
принцессой Горошиной и с этого дня велел стлать себе постель на диване в
кабинете, нарушив, таким образом, целость семейного ложа. Но звезда была
только ловко придуманным предлогом, ибо президент Аткин давно испытывал
желание убраться от ночного соседства жены по многим причинам, главнейшей
из них была неприличная худоба президентши, острые кости которой
доставляли склонному к полноте государственному человеку не менее
неудобств, чем ей жесткие края звезды.
Второй причиной была тридцатилетняя блондинка Софи, исполнявшая
обязанности бонны при подрастающем первенце президента, но, ввиду
неофициальности последнего предлога, мы не станем о нем распространяться.
Терраса, на которой восседал президент за завтраком в кругу своего
семейства, скатывалась в море широкими маршами серого известняка,
уставленными пальмами. Бока ее были заплетены трельяжем из виноградных
лоз, и солнце, просачиваясь огненным пивом сквозь решето листьев,
создавало на белом кафельном полу, на скатерти, серебре и хрустале теплые
волны зеленоватых, желтых, розовых и голубых сияний.
Против президента у мирно булькающего пузатого кофейника сидела прямая,
как свежеотструганная гробовая доска, мадам Аткин. Тонкий и длинный нос ее
был похож на клин, вогнанный в доску по перпендикуляру к ее плоскости.
Восемнадцатилетняя дочь президента Лола, разодетая в легкое платье
лунной тафты, лениво перелистывала страницы французского романа,
потряхивая стриженой гривкой, которую она выкрасила в цвет отцовской
орденской ленты.
Тринадцатилетний наследник дрыгал тугими ногами и качался на стуле,
размазывая пальцем по тарелке горчичные узоры, и насвистывал национальный
гимн республики с вариациями явно опереточного темпа.
Семейную группу заканчивала бонна Софи, еле видная из-за горы пухлых
кайзерок, лежавших на серебряном подносе, такая же свежая и пухлая, как
кайзерки.
Она сидела, потупив глаза, скромная и тихая, и ничто не заставляло
предполагать в ней возможности пьяного вакхического исступления, которое
влекло к ней пылкое сердце президента Аткина и избавляло его от излишней
полноты.
Единственно чужим человеком за этим мирным семейным завтраком был
министр народного просвещения, человек с огромным, ненасытным аппетитом,
завтракавший ежедневно рано утром у себя дома и затем в нормальные часы
ленча, по очереди, у своих знакомых, так как его жена, особа экономная и
расчетливая, не допускала возможности дважды завтракать в один день у себя