"Ольга Лаврова, Александр Лавров. Подпасок с огурцом (Следствие ведут ЗнаТоКи)" - читать интересную книгу автора

- Но глаза-то говорят! Больше таких никто не умел! Мусеньнка...
категорически?
- Я считаю, восемнадцатый век. Бесспорный. Но под Рокотонва.
- Эх, беда, беда... До чего ж я надеялся!
- Да ведь очень хороший портрет, Алексей Николаевич. На вашем бы месте
радоваться.
- Нет, Мусенька, либо "со дна души", либо он мне не нужен. Тогда буду
продавать...
- Продать я бы его за Рокотова продал, купить - не купил, -
резюмирует Боборыкин.
- Ну и кончен разговор! - решает Вешняков. - Давайте чай пить.
Муза выходит. Альберт за ней. Расстроенный гость осматриванет стены.
- Знаю... Знаю... А эта новая? - надевает он очки, читает подпись. -
В натюрмортах я не очень, но имя громкое.
- За то и держу. Народу много ходит, лишний "ах" не вреден.
- Слушай, Анатолий Кузьмич, пусть он у тебя повисит? - Вешняков
огладывается на свой портрет.
- Места нет, Алеша, - уклоняется Боборыкин.
- Хоть в коридоре, скромненько, а? Ну-у, Боборынюшка, по старой
дружбе? Месяца бы три - и порядок, марка. Что сверх своей цены возьму -
пополам.
- Шут с тобой, вешай. Станут спрашивать - кто, буду сладко жмуриться.
Пока они договариваются, вошла Муза и следом Альберт, который помогает
ей сервировать чай; между супругами переминрие, Альберт тронул Музу стихами.
Едва сели за стол - снова звонок в дверь. Альберт впускает Кима
Фалеева. Тот хмуро здоровается.
Муза без церемоний приглашает к столу. Чувствуется, что парень тут
свой.
- Найду на кухне кружку попроще, - говорит он, - разобьешь еще
что-нибудь с княжеским гербом, не расплатишься.
Пока его нет, Муза объясняет Вешнякову:
- Ким Фалеев. Исключительно талантливый парень.
Она разливает чай. Возвращается Ким с керамической кружнкой и замечает
портрет.
- Это чья ж такая?
- Смотри сам, - отзывается Боборыкин.
- Не знаю. Во всяком случае, ей годков двести... - Он стоит перед
картиной, опустив руку с кружкой, и разговаривает то ли с ней, то ли с самим
собой. - Ты вот глядишь на меня, а он умер. "Художник живет в своих
творениях". Да, живет, если есть имя. Иначе - конец. Тебя он увековечил, а
сам остался эн/ха, и хоть тресни! А мечтал, конечно, прославиться... Имя!
Имя - это все.
Протягивая Музе кружку, Ким сообщает:
- Говорят, Рязанцев отдал концы.
- Да ну?! - вскидывается Альберт почти обрадованно.
- Говорят, сердце. Десять минут - и амба. Ожидается распрондажа.
- От это будет базар так базар! Успевай хватать! - предвкушанет
Альберт.
- О Рязанцеве я слышал. Модный женский врач, кажется? - подает голос
Вешняков.