"Юлия Латынина. Вейская империя (тома с 1 по 5)" - читать интересную книгу автора

очень много вейских слов, а в вейском - много аломских.
Так или иначе - люди из деревни говорили по-вейски, люди из усадьбы -
по-аломски, а друг с другом они объяснялись на языке Богов, - или языке
Закона.
В почитании закона сходились все. Люди из усадьбы почитали закон
баранами и благовониями, люди из деревни приносили ему в жертву черепашьи
лапки и просяные зерна. Было бы преуменьшением сказать, что законы
незыблемы, как скалы, ибо они и были скалами. Скалы были иссечены
изображениями предков и взаимными обязательствами между ними и людьми, и
было это сделано еще до прихода аломов, когда людей не было, а на земле
жили одни предки. Обитатели поместья чтили изображения, и расходились лишь
в толковании подписей. Аломы считали, что Большой Человек на скале
именуется "владельцем поместья", в вейцы переводили надпись как "чиновник
при общине".
Относительно взаимных обязательств каменного человека и живых
крестьян, сомнений, однако, не было. Незыблемый закон обязал каменного
человека ссужать деревни солнцем, теплом, безопасностью и справедливостью.
Взамен Большой Человек или его представители получали от каждого жителя
деревни в год четырнадцать яиц, кувшин конопляного масла, курицу, десять
дней полевых работ и еще кое-какую мелочь за лесную и морскую охоту.
Страна Великого Света на скалах была вечна, неуничтожима и беспредельна.
Ее государи судили сильных и защищали слабых, разговаривали с богами и
советовались с народом, они сами пахали поля золотым плугом и поучали, как
пахать, крестьян. Они правили по ту сторону гор и по эту сторону гор, по
ту сторону океана и по эту сторону океана, и среди их владений числились
заморские города, а среди их атрибутов - резные деревянные корабли,
точь-в-точь похожие на тот, в котором приплыли чужеземцы.
Бредшо вылечил дочку графского управляющего, она спросила:
- Правда, что ты из Страны Великого Света, - и Бредшо поглядел вокруг
и ответил:
- Да.
Ванвейлен не знал языка, на котором говорили в маленьком городе на
другом берегу моря, однако за морем писали иероглифами, а в беспредельной
стране с одинаковыми законами писали буквами. Ванвейлен видел: когда в том
городе художник рисовал льва, он прорисовывал во льве скелет, печенку, и
сердце, словно полагая, что главное в звере - не видимость, а суть. А на
скалах Золотого Улья звери были нарисованы, как сумма своих частей.
Художник полагал, что от перемены мест слагаемых эта сумма не меняется, и
если ему не хватало места для львиных ушей, он рисовал эти уши на животе,
а рентгеновских снимков, как на Западе, не рисовал никогда.
Стало быть, с каким-то из атрибутов империи - либо с одинаковостью,
либо с беспредельностью, - дела с самого начала обстояли неважно. И докуда
бы ни простиралась империя два века назад, - ее города превратились в
поместья, ее государи умерли и не воскресли, Золотой Улей опустел, дикие
пчелы жили в дупле.
Крестьяне почитали страну Великого Света. Крестьяне расписывали
горшки теми же словами, которые употреблялись на скалах для докладов
древним богам. Они не изменили ни буквы: однако, увы, изменилась
грамматика, и то, что было настоящим временем, превратилось в
сослагательное наклонение. Отчет о процветании стал молитвой о куске