"Ольга Ларионова. Перун" - читать интересную книгу автора

- Буксиру развить полную мощность, выбрасывать на ходу кибов!
Она вошла в сад, и мокрые листья, задевая ее светлосерое платье,
оставляли на нем темные пятна и полосы. Сейчас она войдет в дом, и сегодня
ей уже ничего угрожать не сможет. "Спокойной ночи тебе, серая ящерка", - и
она обернулась, словно услышала. Бот подлетел к висящему в темноте кубику
и слился с ним. В наушниках тотчас же треснуло и заверещало.
- Живы! - крикнул Кирилл. - С бота передают - изнутри доносится стук!
Сейчас будут налаживать переходник...
Она кивнула вечернему серому озеру и затворила за собой дверь. В рубке,
куда, набилось уже человек двадцать, стоял радостный гвалт. Живы! И. это
на корабле, который, по меньшей мере, вылез из подпространства в кометный
хвост, если только не в ползучую малую туманность... Везунчики!
Кирилл скосил глаза - с момента аварийного сигнала, когда автоматически
включается отсчет аврального времени, прошло ровно сорок восемь минут.
Где-нибудь там, на приличном уже отдалении, вскоре беззвучно громыхнет
обреченный корабль. Буксира жалко, да и чтсг поделаешь? Главное - живы
люди. Сорок восемь минут, и спасательная операция прошла, как будто перед
глазами развернулась то ли учебная, то ли приключенческая лента. Нет, в
этой настоящей жизни он не жил. Работали руки, работали' безупречно, и
кибер позавидовал бы... Тогда какая же разница между этим настоящим - и
тем прошлым, с которым он денно и нощно мыкается один на один?
Да вот в том и разница - то прошлое неразделимо принадлежит ему одному.
И тем более - подчиняется.
А в остальном прошлое и настоящее равны - он так же, как и в реальной
жизни, спасает человека. Любимого, дорогого, но если оценивать со стороны
- какая разница? Важно, что спасает человеческую жизнь. И не за сорок
восемь минут. Девять месяцев надо продержаться под этой двойной нагрузкой,
ни на час не отвлечься, ни на день не заболеть, И молчать. Не поверят
ведь, помешают. Значит, молчать и делать свое дело - спасать человека.
Экран погас - бот подвалил к шлюзовому причалу. Три последних дня,
которые оставались ему на холмистом берегу, он провел почти спокойно. То,
что раньше было болью и страхом, теперь обернулось заботой и делом. Ему
даже показалось, что он утратил какую-то долю своего чувства, - что ж,
неудивительно: ведь все то, чем он занимался с того момента, как бежал от
нее в исполосованную молниями ночь, было не чем иным, как методичным
убиением любви. "Во имя жизни, да! - кричал он себе. - Во имя жизни, как
убивают колос во имя сотворения куска хлеба..."
И замечал, что логика его безупречна и доводы убедительны.
Он успокоился настолько, что в последний день позволил себе пройти мимо
нее. Она стояла у воды, безучастно глядя на отражение лесистого мыса,
который когда-то напоминал им ассирийского царя, омывающего озерной водой
свою черную бороду. Услышав его шаги, она не обернулась.
- Кира! - окликнул он ее каким-то чужим голосом. Она посмотрела на него
через плечо, не отвечая.
- Вот я и улетаю... - совершенно потерянно забормотал он. - Теперь уже
- окончательно...
Он ведь приготовил какую-то фразу, но сейчас ничего-шеньки не мог
вспомнить.
- Живите счастливо! - выдохнул он, хотя смысл сейчас имело только
первое слово.