"Ольга Ларионова. Формула контакта" - читать интересную книгу автора

никогда не приходило в голову поглядеть на учителя насмешливо или испуганно.
Мешали тому инстинктивная тяга к недюжинному уму гончара и добровольная
завороженность его журчащими речами - тоже, без сомнения, благостным даром
Спящих Богов. Вот и сейчас молодой художник почтительно ждал, переминаясь на
обожженных глиняных плитках, которые в голубоватом вечернем свете казались
попеременно серебристо-серыми или бурыми. Из глубины двора тянуло поздним
дымком, слышались голоса.
- Зачем пришел, а? - повторил Арун, и его "А?", как обычно, звучало
скорее как "О?".
- Я пришел за твоим словом, учитель... - глухо проговорил Инебел,
переступая с темного глиняного квадрата на светлый.
- А не поздно?
Инебел вздохнул и переступил обратно - со светлого на темный.
- Я вышел с восходом вечернего светила, - еще тише проговорил он, -
только по улице не пройти было - скоки ловили кого-то на нижнем конце.
Арун, нисколько не изменясь в лице, вдруг побежал мелкими семенящими
шажками прямо на него; Инебел отодвинулся, и Арун, словно ничуть не
сомневаясь, что он уступит дорогу, подбежал к воротцам и выглянул на улицу.
Было тихо.
Тогда хозяин дома повернулся и, по-прежнему не глядя на гостя, пробежал
в темную глубину двора, где сразу же затихли все голоса. Через небольшой
промежуток времени из темноты вынырнул Лилар, младший сын; размашистым
шагом, как таскун-скороход, но удивительно бесшумно, проскользнул он мимо
Инебела, едва кивнув ему, и исчез за калиткой.
Да, раньше его здесь встречали как-то не так. И более того - Инебел
почему-то почувствовал, что совсем недавно о нем говорили.
- Уйти, что ли?
- Подойди, маляр! - донесся из дальнего угла двора голос кого-то из
Аруновых сыновей.
Инебел послушно двинулся на звук. Двор, несмотря на яркий серебристый
свет, был на редкость темным, потому что всюду росли вековые разлапистые
деревья - и вдоль всей ограды, и над домом, и вокруг едальни. И едальня была
не как у всех, где сплошные глинобитные стены и один-два выхода, стыдливо
прикрытые старыми циновками и тряпками, - нет, в сытом, благоустроенном доме
Аруна-гончара едальня была сущей развалюхой, живописные проломы в которой не
раз давали повод хозяину скорбно посетовать перед опекающим жрецом - вот-де,
пот с лица смыть некогда, не то чтобы срам от соседей скрыть...
Поначалу и Инебел поддался на эту нехитрую уловку, но вскоре наметанный
глаз художника уловил пленительную грацию арок, оставшихся от полукруглых
дверных проемов, обвитых плодоносным вьюнком; якобы случайно порушенный
кусок старой стены больше не обваливался, а зубчатый его край, подмазанный
глиной с яичным белком, блестел предательски нарядно, словно кромка
передника на празднично разодетом жреце. И сама едальня была больше обычных:
кроме очага для приготовления пищи здесь же помещался и еще один, для обжига
готовой посуды. Она слабо курилась даже тогда, когда во всех остальных домах
были потушены огни, и запах дымка создавал ощущение уюта, парящего прямо в
воздухе, сладостно растворенного в каждом его глотке.
Инебел подошел к группе мужчин, расположившихся возле самой едальни.
Хозяин устроился прямо в проломе, прислонившись пухлой спиной к торцу стены
и подставляя розоватому жару открытой гончарной печи свою правую щеку, в то