"Ольга Ларионова. Сказка королей (рассказ)" - читать интересную книгу автора

достаточно, чтобы поднадоевшая уже всем история мятежного, но
непоследовательного фараона и его неправдоподобно прекрасной супруги вдруг
засветилась совершенно новыми красками и впервые стала понятной до конца.
Ну конечно же, Нефертити не была, не могла быть такой, какой
изобразил ее безвестный скульптор. Два скульптурных портрета - это та
Нефертити, какой она была только для этого художника. А все остальные - да
и сам фараон - видели длиннолицую немолодую мать шестерых детей с
безобразным отвислым животом, какой изображена она на нескольких настенных
рисунках.
- Что же, выходит, Эхнатон не знал, что его придворный скульптор, так
сказать, лакирует действительность и изображает его законную половину в
виде богини красоты?
- О, как можно: царь - не знал? Знал. Однажды. Пришел в мастерскую и
увидел. И стал такой несчастливый... несчастный - так? - фараон. И все,
что он делал... есть такие слова, сейчас, сейчас... О, все пошло пеплом.
И пошло прахом все великое дело Эхнатона, ибо искал он ту Нефертити,
которую удалось увидеть его придворному художнику, и не мог найти. Где-то
рядом прошла она, совсем близко от него, страстная и нежная, царственная,
как никогда в юности, и юная, как никогда в зените своей царской власти. И
удержал он свои войска, готовые ринуться в сокрушительный набег на
сопредельные государства, и остановил он руку свою, готовую истребить под
корень непокорных жрецов, и позволил править вместо себя какому-то
проходимцу из прежних любимчиков, и, весьма возможно, взял себе
крутобедрую пышнобровую Кайю, и хорошо еще, если только одну. Вот как это
было, и одна только Дениз догадалась, что все было именно так.
- Сколько тебе лет, Дениз?
- Шестнадцать. Столько, сколько было маме, когда она встретилась с
моим отцом.
Такая постановка вопроса, - вернее, ответа - как-то сразу его
отрезвила.
- Ну, раз тебе только шестнадцать, то у тебя, как у
несовершеннолетней, должен быть укороченный рабочий день. Посему
отправляйся-ка домой и свари картошки, она в углу кухни, в коробке из-под
торта. Не поленись почистить. А я еще подиктую.
Дениз царственно выплыла из беседки. Нефертити бы да се плечи.
А через час она прибежала, даже не прибежала, а прискакала на одной
ноге, и с радостным визгом поволокла его на кухню; поначалу он никак не
мог уяснить себе причину ее восторгов и лишь некоторое время спустя понял,
что ведь это первая картошка, сваренная ею собственноручно. Дениз
становилась маленькой хозяйкой, и Артем с отвращением поймал себя на
попытке сравнять ее с Одри Хепберн из "Римских каникул", когда она в роли
наследной принцессы неозначенной страны варит свою первую и последнюю в
жизни собственноручную чашку кофе.
После обеда они снова разошлись по своим беседкам, а когда начало
темнеть, Дениз на рабочем месте не оказалось, вероятно, ей уже надоело и
она решила воспользоваться своей привилегией несовершеннолетней. Артем
нашел ее на тахте, с поджатыми ногами и иголкой в руках. Его единственная
праздничная рубашка из индийского полотна, аккуратно четвертованная, была
разложена на столе.
- Ты с ума сошла, Дениз. Что ты сделала с моей рубашкой?