"Николай Ларионов "Тишина..."" - читать интересную книгу автора

---------------

После припадка Алеша лежит на спине, устремив в небо остановившиеся
глаза, и по лицу его ползут слезы.
В реке прыгают веселые звезды, плюются в огрызок смешного месяца. На
оголенном берегу - крапивная заросль, таящая в шершавых листах своих
мудрость полей и тихий шум перелесков.
Уснул дрозд.

---------------

III.

Лирическое.

Туманное небо окрашивалось заревой кровью.
Товарищ Гантман отворил окно, подставил голову под свежую струю реч-
ного ветерка, подышал, потом потушил лампу и через окно, чтобы не будить
спящих хозяев, вылез в сад.
Его сразу охватил приятный холодок желтеющего, но все еще густого ра-
китника. Над скошенной травой чуть колыхалась прозрачная пелена росы.
Товарищ Гантман, тихо ступая, обошел вокруг дома. Около заросшего
мхом погреба, у конуры, всунув морду под соски, свернувшись клубком,
храпела черная сука, вздрагивая во сне. Рядом равнодушно крякала утка,
окруженная мохнатым выводком. У сараев расползалось душистое сено, сло-
женное в рыхлые стога. Было тихо, торжественно, как всегда в деревенское
предрассветье.
Сев на пенек, у которого валялся ржавый топор, товарищ Гантман думал
о том, что этот мир, скованный тишиной, нужно разрушить. И первым, дерз-
нувшим посягнуть на исконные ее мудрость и величие, был он - коммунист
Гантман, схоронивший эту ночь в ворохе газетных вырезок и секретных при-
казов.
Обернувшись на восток, скрытый розовой кисеей, товарищ Гантман смот-
рел, как по небу, суживаясь к востоку, бежала дорожка барашковых облач-
ков, и думал о том, что через несколько часов он должен покорить, подчи-
нить своему разуму, растворить в своей воле спящее сейчас село, которое
придет на площадь парой сотен ног: босых, в развихлявшихся лаптишках,
или сапогах, сморщенных старичками, которое при первом же слове взорвет-
ся в воздухе каиновой свистопляской, злыми молниями мужичьих глаз, хит-
рым хихиканьем мироедов.
И еще товарищ Гантман думал: как просты, понятны, непреложны формулы,
заключенные в книгах, созданных порывом, волей, человечьей вещей прони-
цательностью, и как эти простые, понятные, непреложные формулы разбивает
простая, непреложная жизнь, пролагающая путь грядущему кровью, скорбью
всей земли.
Товарищ Гантман не знал, что под Петербургом, далеким и снежным, сто-
тысячная армия рабочих, остановив биение заводского сердца, разбрелась
волчьими стаями грызть Юденича, голодная, замерзающая, а в самом Петер-
бурге на главной улице, старичок-профессор задушил ребенка из-за куска
гнилой щепки. Эта щепка, заключенная в тлеющий пепел, возгорелась, и по-