"Борис Лапин. День тринадцатый (Авт.сб. "Первый шаг")" - читать интересную книгу автора

здоровенными слегами. А с кабины бульдозера, отчаянно размахивая руками,
дирижировал Илья. Но в тот момент, когда "бык" стронулся с места, у них
лопнул трос, и Юлька закрыла лицо ладонями, а потом и вовсе убежала, чтобы
не сглазить.
Она трижды подогревала ужин, однако так и не дождалась своих
заработавшихся едоков - уснула. А когда проснулась на рассвете и заглянула
в раскрытый вагончик, где жил Илья, ахнула: парни мешками валялись по
койкам - нераздетые, мокрые. С одежды, из сапог еще капала вода. И Юлька
стягивала со всех по очереди сапоги - а вы знаете, что это такое,
стягивать со спящего мокрые сапоги? - и задыхалась, и чертыхалась сиплым
шепотом, и плакала, и приговаривала:
- Мальчишки вы мои! Совсем еще мальчишки...
И ни один из них не проснулся ни на миг. Даже слова не промычал
спросонья.
Потом она распалила печурку в своем вагончике и развешала, разложила,
рассовала на просушку двадцать два сапога и двадцать две портянки. А сама
понеслась к реке. Все четыре опоры стояли на месте. По оси - как по
натянутой струне.
Какой это был день и час? Вопрос праздный. Сделанное сжало,
спрессовало, сгустило время. Впрочем, Юлька уже заметила, что время
"испортилось" - как старые бабкины ходики.
Позднее выяснилось - с упрямым сычевским "быком" они провозились до
четырех утра, изорвали весь наличный трос, запороли один из трех
бульдозеров и вымотались до бесчувствия. В половине шестого она закончила
сдирать с них сапоги и помчалась взглянуть на мост - опоры стояли как по
струне. Потом приготовила завтрак, но тормошить сонное царство не
решилась, пусть поспят, и сама задремала - этот аврал вовсе выбил ее из
ритма. Когда проснулась, ребят уже не было, завтрака тоже. Она спешно
принялась готовить обед. Небо покрылось хмарью, где солнышко - не
определишь. Ее наручные часы, как на грех, остановились. Обед остыл. Она
пошла на реку. И обмерла на крутом бережку, пораженная: мост обрел свои
окончательные очертания! Все опоры были связаны пролетами, стояли стояки и
поперечины - хоть настил стели. Она, уже не профан в мостостроении, глазам
своим не поверила. Длинный же нужен день, чтобы прогнать и закрепить
прогоны!
- Как бы тебе объяснить? - скучно посмотрел на нее Пирожков, явно жалея
минуту "для наших милых дам". - Шить умеешь? Ну так это мы только
наживили. Теперь сшивать будем.
А заморенный Арканя крикнул умоляюще:
- Принеси позавтракать, Юльчонок! Сил нет, брюхо подводит!
Они просили "позавтракать"! А был наверняка вечер...
Да, с четырнадцати десяти двадцать седьмого июля время в отряде
перестало существовать. То есть смена дня и ночи все же происходила,
солнце подымалось в зенит и сваливалось за горизонт, полуденную жару
сменяла вечерняя прохлада, Юлька готовила ужины, обеды и завтраки, которые
без остатка поглощались, - но не было уверенности, что все это происходит
в свой черед.
Никто не подымался в шесть, не приходил обедать в двенадцать, не
валялся после ужина на травке. Понятие "рабочий день" потеряло смысл.
Ночью надрывно гудели и скрежетали на реке бульдозеры, ухала кувалда,