"Денис Лапицкий. Застава " - читать интересную книгу автора

словами "мы долго не продержимся".
- Наши уже все ушли - и мои тоже: и сестра, и мамка уже в лес подались.
Только я и оставался в кузне..., - глухо сказал он. И вдруг с жаром
добавил: - А можно... можно я с вами?
Харан покачал головой. Толку от крестьянского паренька будет мало, а
жизнь погубит... А его руки понадобятся после войны, когда надо будет страну
из руин поднимать.
- Нет... Возвращайся к своим. Там ты нужнее будешь. И без возражений.
Парень повернулся было, чтобы уйти, но Харан остановил его.
- Погоди... Как тебя зовут?
- Накки. В деревне кличут Накки-кузнец.
- Возьми вот это, Накки.
Харан снял с левой руки браслет, по внешней стороне которого угловатым
имперским шрифтом шла надпись "За верность". Два таких браслета - на втором,
что остался на правой руке Харана, была надпись "За честь" - свою первую
награду, Харан получил много лет назад, вскоре после того, как сам встал под
знамена, и попал на Септимов вал, где их легион сдерживал натиск степняков.
Это были простые железные браслеты, грубовато откованные и покрывшиеся
многочисленными царапинами, но для Харана они были дороже всех других
наград, которые он получал. А теперь он отдал этот браслет парнишке из
маленькой деревушки - отдал для того, чтобы память о нем, Харане из Альнари,
Харане Рыжем, не исчезла бесследно...
- Теперь ступай.
Проводив парня взглядом, Харан подошел к костру. Бойцы заканчивали
завтрак. Одни поели быстро, обжигаясь горячим варевом, но другие ели не
торопясь, словно растягивая удовольствие от нехитрой пищи. Шуток не было
совсем. Оно и понятно - солдаты знали, что едят в последний раз.
Но не все сидели, погруженные в невеселые думы. Харан встретился
взглядом с Огирном, полусотником. Тот медленно облизал щербатую деревянную
ложку, почерневшую от времени, и улыбнулся Харану. В глазах его читалось
безмятежное спокойствие - как и большинство ветеранов, Огирн был фаталистом,
и верил, что нить его жизни оборвется только тогда, когда это станет угодно
Лунным Сестрам, небесным пряхам. А раз от него ничего не зависит - так какой
прок в волнении? Ведь изменить что-то не в его силах.
И вдруг Огирн, взгляд которого скользнул куда-то за плечо Харана,
вздрогнул, глаза его расширились.
Харан рывком обернулся, безотчетно уронив ладонь на рукоять меча,
который тут же наполовину выскользнул из ножен. Выскользнул и замер.
Перед ним стоял Энвальт. На мага было страшно смотреть - черты
покрытого татуировками лица, в котором, казалось, не осталось ни кровинки,
сильно заострились, глаза больше походили на два черных провала.
Но не вид Энвальта напугал бойцов. За спиной мага, теряясь в тумане,
стояли еще несколько десятков человек. Это были солдаты. Те солдаты, которые
погибли в минувшие два дня.
Более сотни мертвецов стояли, слепо глядя перед собой пустыми белесыми
глазами. Энвальту пришлось немало постараться не только для того, чтобы
поднять их, но и чтобы они просто смогли двигаться и сражаться - зашить
распоротые животы, скрепить изломанные кости...
- Энвальт... что происходит?
- Все в порядке, Харан, - голос мага был тихим, в нем чувствовалась