"Ольга Ланская. Инженю, или В тихом омуте " - читать интересную книгу автора

прибегать домой и запираться в туалете, дергая потными ручонками свое хилое
сокровище. Но промолчала. Глядя, как мама тянет его за руку, уводя подальше
от валяющейся на земле пластмассовой штуковины, - и как оглядывается на нее,
уже отойдя метров на пять, и наклоняется к сыну, садясь перед ним, обнимая
его, ощупывая, убеждаясь, что он цел.
Она усмехнулась про себя - подобные идиллии у нее, не любящей детей и
совершенно не желающей их иметь, вызывали только усмешку. Внутреннюю,
естественно, - внешне она могла даже умилиться младенцу, если этого
требовала ситуация. Но сейчас от нее ничего не требовалось - разве что
вернуться туда, откуда она пыталась убежать.
Где-то совсем рядом завыли сирены, и она отвернулась от обнимающихся
матери с сыном и решительно пошла в арку. Думая про себя, что ей совсем не
хочется туда, совершенно не хочется - но она должна. Потому что она все
видела. Потому что она единственный свидетель.
Ей не понравилось это слово - свидетель. Но определение
"единственный" - понравилось. Даже очень. Ей вообще нравилось быть
единственной, исключительной, самой-самой - во всем. И хотя в данном случае
она предпочла бы уйти - но даже если не считать этой счастливой парочки,
кто-то наверняка ее видел. И этот кто-то скажет, что заметил, как с места
взрыва убегала какая-то девица во всем кожаном. И еще и опишет ее, и ее
примут за соучастницу, а то и за убийцу - она слышала, что такое бывает. Так
что ей все равно надо было вернуться - и все им рассказать. Абсолютно честно
и детально - все, что запомнила.
А к тому же... К тому же, если она останется, она наверняка попадет в
газеты и там будут ее фотографии. И сюда наверняка приедет телевидение, и
раз она единственный свидетель, то, естественно, ее покажут. Не просто
покажут - сделают с ней большое длинное интервью, потому что она будет
говорить медленно, вовсю кокетничая перед экраном, показывая себя с лучшей
стороны. И хотя то, в чем она сейчас, не похоже на траурный наряд -
наверняка будут еще интервью, на которые она будет приезжать в своем черном
кожаном платье. И будет играть, убедительно и красиво играть. Для себя самой
и для того мужчины, который в этот момент будет смотреть передачу, и заметит
ее, и найдет ее координаты, и...
Она знала, что о ней подумают те, кому она все расскажет, - и
милиционеры, и журналисты. Что она пустоголовая дура, которой Бог не дал
ума. Потому что сначала наградил ее эффектной внешностью - а потом, оглядев
свое творение, решил, что с нее довольно, надо ведь, чтобы и другим кое-что
осталось. Что ж, почти все мужчины так о ней думали - и ее это абсолютно не
смущало. Лучше быть глупой, но эффектной, чем умной уродиной. Глупость можно
попытаться спрятать - если говорить не много и не касаться ученых тем, - а
внешность всегда будет на виду.
Она знала, как ее воспринимают мужчины, и к этому привыкла - и ей даже
нравилась такая роль, и она ее совершенствовала вот уже почти восемь лет. С
тех пор как первый любовник сказал ей, что она похожа на Мэрилин Монро. И
она заинтересовалась, и проявила несвойственное ей упорство, разыскивая
книги и кассеты, - и обрадовалась сходству внешности и играемых ролей.
Настолько, что изучила жесты, манеру говорить, выражения лица - да вообще
все. Ведь не важно, что мужчины даже после смерти называли Монро дурой, -
важно, что, когда она была жива, они ее хотели.
Интересно, Монро сейчас на ее месте ушла бы или вернулась? Наверное,