"Артур и месть Урдалака" - читать интересную книгу автора (Бессон Люк)

ГЛАВА 3

Выбежав из леса, Артур направляется к поджидавшему его на опушке самокату. Понимая, что в лесу он будет ему только помехой, мальчик оставил его здесь, прислонив к дереву. Альфред лает и вьется вокруг хозяина, словно назойливая муха.

– Молодец, Альфред! Я понял тебя! Лечу! – скороговоркой отвечает другу Артур, вскакивая на своего верного «коня».

Выскочив на тропинку, он несколько раз с силой отталкивается ногой от земли, придавая самокату желательную скорость, и стремительно несется к дому. Мальчик прекрасно знает дорогу, ему нет нужды тормозить, и он в курсе, где можно срезать угол, не свалившись при этом в яму и не налетев на дерево. На первый взгляд самокат устроен очень просто, однако, чтобы управлять им, необходимы и длительная тренировка, и смекалка. Смекалки Артуру не занимать, и ездит на самокате он уже давно.

Последний вираж. Артур пригибается, стремясь уменьшить сопротивление ветра. Альфред высовывает язык, но аэродинамические свойства пса от этого нисколько не страдают. Он бежит следом за мальчиком, но, завидев впереди дом, делает рывок и первым подбегает к крыльцу. Там он ждет, пока Артур соскочит со своего «коня», а потом ведет его к месту, где продолжает разыгрываться ужасная драма.

Пчела по-прежнему под стеклом, она лежит на спине, лапками кверху, и с усилием, словно у нее уже началась агония, царапает ими невидимую землю. Лапки пчелы густо покрыты липким вареньем.

Артур глазам своим не верит. Кто способен на такую жестокость?

Мальчик озирается по сторонам. Виновник, совершенно очевидно, испарился. Однако всем известно, что преступник всегда возвращается на место преступления – И Артур обещает себе дождаться его. Он станет ждать сто лет, если понадобится. Но сейчас надо спасать пчелу.

Артур осторожно поднимает стакан. Свежий воздух мгновенно обдувает насекомое. Пчела едва реагирует – по-видимому, она уже на пути к своему сахарному раю. Мальчик умеет откачивать утонувших, знает, как действуют спасатели.

Прошлым летом отец отправил его в лагерь к скаутам, где он научился многим полезным вещам. Но пчела слишком маленькая, и у него вряд ли получится вдувать ей воздух изо рта в рот.

Поэтому Артур всего лишь осторожно дует на пчелку. От направленного ветерка ее тоненькие крылышки слегка подрагивают, однако, похоже, она все еще пребывает в состоянии, близком к обмороку. Мальчик в растерянности. Быть может, сначала надо помыть ей лапки, перепачканные вареньем, а потом перевернуть ее на живот?

Тем временем отец Артура, опустившись на все четыре конечности, из которых в настоящий момент видна только одна пара, забрался в самый дальний угол шкафа, расположенного под раковиной. Разбив и опрокинув на своем пути все, что можно было разбить и опрокинуть, Арман вылезает, победоносно потрясая баллончиком с инсектицидом.

– Вот видишь! Я же говорил, что там остался еще один! – радостно сообщает он жене, которая, наоборот, отнюдь не радуется этой новости.

– Я его не заметила, – неловко пытаясь скрыть замешательство, отвечает она, очевидно, неискренне.

Супруг ее, конечно, не семи пядей во лбу, но даже он слышит неуверенность в ее голосе.

– Дорогая, неужели мне надо тебе напоминать, что я делаю это в интересах всех, а главное, в интересах Артура? – многозначительно произносит он, нежно обнимая ее за плечи.

Жена покорно кивает. Супруг же продолжает усердно посыпать солью раны своей половины.

– Ты разве не помнишь, что сказал доктор?

Жена снова покорно кивает. Однако Арман еще не достиг своей цели, то есть не поверг жену в ужас, близкий к умопомешательству.

– Он ясно сказал, что укус пчелы, даже самой крохотной, может стать для него роковым. А ты хочешь, чтобы я позволил этим зверюгам летать вокруг дома? Чтобы мы увидели, как в самый разгар игры в прятки наш маленький Артур вдруг вскрикнет от боли и упадет на землю? Хочешь, чтобы веселый смех нашего мальчика сменился жалобными стонами?

Отец выиграл. Жена заливается слезами.

– Ах, мой маленький Артур! Я так его люблю! – рыдает она.

Желая приободрить жену, супруг – как ему кажется, ободряюще – хлопает ее по плечу.

– Тогда у нас нет иного решения. Она… или он!

После долгих поисков Артур, наконец, нашел обломок спички. Теперь он может счистить варенье с лапок пчелы. Сосредоточившись, словно офтальмолог перед пересадкой хрусталика или микрохирург перед пересадкой сердца, он осторожно, одну за другой, очищает пчелиные лапки от липкого варенья. Пчела, полузадушенная, в полуобморочном состоянии, инстинктивно выпускает жало, как обычно делают пчелы в случае нападения. Пчелиное жало, шип, полный яда, медленно раскачивается в поисках врага. Похоже, пчела даже не подозревает, что маленький палец, резво снующий рядом с ней, принадлежит руке, владелец которой мечтает только о том, как бы ее спасти. А знает ли Артур, что каждый раз, когда ему удается удалить с лапки пчелы еще одну капельку варенья, он рискует своей жизнью?

Разумеется, знает. Доктор битый час твердил мальчику, какую опасность для него представляют пчелы. Он даже хотел запретить ему вообще выходить на улицу. Но смысла в его наставлениях было не больше, чем если бы он приказал цикаде не петь все лето.

Любовь к природе была у Артура в крови, а сердце его было отдано животным. Только когда его легкие полнятся чистым воздухом лугов и полей, он чувствует себя счастливым – Мальчик совершенно не понимает, откуда у него взялась эта аллергия. В глубине души он убежден, что подслеповатый старичок доктор просто ошибся диагнозом. Или перепутал его амбулаторную карту с картой какого-нибудь другого мальчика. Например, с картой его школьного приятеля Бобби Паспуаля, толстого, как рахат-лукум, белого, как рахат-лукум, и рыхлого, как… как рахат-лукум. Довершить однообразное описание Бобби можно, только сообщив, что любимой едой его является все тот же рахат-лукум. Бобби выходит из дома только для того, чтобы сходить в школу. Он боится всего, а главное, боится, что ему станет страшно. Ему достаточно заметить пчелу, как он уже начинает стонать так, словно пчела его уже укусила. Он утверждает, что природа наделила его сверхчувствительностью. Одноклассники же говорят, что он просто труслив как заяц – но сравнить Артура с зайцем никому даже в голову не приходило. Наконец мальчик очищает последнюю лапку пчелки.

Насекомые славятся своим безошибочным инстинктом, и, следовательно, инстинкт этого крошечного создания тоже должен работать превосходно. Тысячу раз пчела имела возможность ужалить мальчика, и тысячу раз какая-то сила, какая-то набегавшая на нее волна не позволяла ей сделать это. Она наверняка почувствовала, что этот человечек не способен обидеть даже муху. А значит, продолжая логическую цепочку, пчелу он тем более не обидит.

По телу насекомого пробегает дрожь, пчелка потягивается, словно проверяет, на месте ли все ее конечности, долгое время остававшиеся в сладком плену. Затем она несколько раз сводит и разводит крылышки и с удовольствием констатирует, что они нисколько не повреждены.

– Мне очень жаль, что так случилось. Я сделаю все, чтобы этого больше не повторилось! – с жаром восклицает Артур, полагая своей обязанностью извиниться перед пчелой за поступок отца.

Несколько минут пчела смотрит на него своими фасеточными глазами, словно пытается сфотографировать.

Затем поводит крыльями в разные стороны, готовясь к полету. И, наконец, с трудом отрывается от блюдца.

Видно, что лететь ей тяжело – прежде всего потому, что живот у нее наполнен вареньем, возможно, даже целой тонной варенья. Помахав крылышками перед самым носом Артура, она сворачивает в сторону, набирает высоту и летит прочь со всей возможной в ее положении скоростью. Мальчик провожает взглядом пчелу до тех пор, пока она не скрывается в лесу.

– Это невозможно! – в двадцатый раз повторяет отец, вертя в руках стакан.

Для него ускользнувшая из-под стакана пчела является не менее загадочным животным, чем кролик, которого фокусник вытаскивает из шляпы. А значит, и здесь тоже есть какой-то фокус.

– Все хорошо, что хорошо кончается! – радуется его жена, и улыбка на ее лице расползается буквально до ушей. – Артура никто не укусил, а мерзкая зверюга вернулась к себе домой, – добавляет она, пытаясь закрыть колпачок баллончика с инсектицидом.

Но супруг ее ужасно недоволен. Арман не любит пчел, не любит волшебства, а главное, не любит, когда нарушают его планы. И он подозрительно смотрит на жену, продолжающую сражаться с колпачком от баллончика.

– Если у нее хватит дерзости вернуться сюда, в следующий раз я ее не упущу! – бросает он, хмуря брови. В нем явно взыграло уязвленное мужское самолюбие.

Похоже, пчела специально ждала, когда он произнесет эти слова. Хотя, скорее всего, это была другая пчела, решившая вступиться за свою обиженную соплеменницу. Легкая и маневренная, она с неимоверной скоростью, наверное, целых сто километров в час, летит, выставив вперед свой разящий меч. Цель, которую она готовится поразить, -ягодица, напоминающая большое спелое яблоко. Оружие на изготовку, подлет, поворот, укол – в десятку, в центр, в яблочко.

Ужаленный супруг испускает нечеловеческий вопль, напоминающий рев обезумевшего мамонта. Подпрыгивая и размахивая руками, Арман сшибает сетку с головы жены, и та тоже принимается вопить – возможно, желая показать, что она разделяет его боль.

К сожалению, у его жены есть не слишком удобная для других привычка: стоит ей издать крик, как руки ее сами тянутся что-нибудь схватить и судорожно сжать схваченное в пальцах. Сейчас у нее в руках находится баллончик с инсектицидом. Одно нажатие – и жгучая струя звучно вырывается наружу. Наверно, такой звук издает слон, когда чихает. Не успев оправиться от укола в ягодицу, Арман получает в лицо пенящуюся струю аэрозольного инсектицида. Боль такая сильная, что он даже не вскрикивает. Впрочем, не вскрикивает он скорее потому, что пенная струя аэрозоля наполнила ему рот. Умолкает и его жена. Катастрофа, случившаяся по ее вине, сразила ее. Воцаряется тишина, напоминающая затишье между молнией и громом. Слышен даже шелест волосинок в усах, тлеющих под воздействием сверхмощного химиката.

И тут отец испускает еще один вопль, звук неизвестной природы, почти сверхъестественный и такой пронзительный, что никакой музыкальный инструмент не смог бы его воспроизвести. Звук настолько мощный, что с головы жены, оказавшейся поблизости, падают три бигуди. Вдобавок вопль этот насыщен микрочастицами инсектицида, которые устремляются прямо в лицо жене, и ее накладные ресницы летят вслед за бигуди.

Ни один клей не устоит перед таким напором.

Вопль летит дальше, эхом перекатываясь с холма на холм, включает сигнализацию во всех окрестных машинах и постепенно замирает.

– Сколько мне еще держать этот дурацкий компресс? – с нетерпением восклицает, как всегда недовольный, Арман.

Интересно, этому человеку уже почти сорок, а он все еще не понял, что именно из-за своего нетерпения постоянно совершает глупости.

– Еще десять минут. Так написано в листовке, – отвечает ему жена.

Отложив в сторону упаковку от лекарства, она берет пузырек с лаком для ногтей.

Лежа на канапе с мокрым полотенцем на глазах, отец размахивает руками, словно младенец, не желающий спать.

– Нет, нет и нет. Эта пчела не могла выбраться самостоятельно. Скорее всего, у нее были сообщники на воле, они помогли ей, – не успокаивается пострадавший.

– Ты же знаешь, эти насекомые такие умные! А некоторые даже очень сильные! – уверяет его мать, аккуратно нанося лак на ногти левой руки и растопыривая пальцы, чтобы его не смазать.

– Не говори, чего не знаешь! Охота тебе чушь пороть! Неужели ты в самом деле считаешь, что пчела закатала рукава, схватила своими мускулистыми лапами край стакана, приподняла его и выбралась наружу? – возмущается отец, дергаясь во все стороны под своим компрессом.

Достойная супруга слегка пожимает плечами. Она ничего такого не говорила. В наше время часто случаются необъяснимые вещи. Вот, например, недавно по телевизору показывали, как питон проглотил целую козу.

– Но это совсем другое дело! – раздраженно возражает отец, буквально дымясь от гнева: во всяком случае, от компресса его явно идет пар. – Питон, глотающий целиком козу, – это совершенно нормально! Ненормально – это когда коза глотает питона!

Жена погружается в размышления. Порывшись в памяти и не вспомнив ни одной телепередачи, где бы она и вправду видела что-нибудь подобное, она уже почти готова согласиться с мужем. Но тут ее посещает другая мысль: человек каждый день совершает разные новые открытия, и наверняка телевизионщики когда-нибудь непременно заснимут козу, глотающую питона… или даже гиппопотама! Но чтобы лишний раз не раздражать супруга, она решает промолчать и оставить свое несогласие при себе.

Шевеля вытянутыми пальцами, жена смотрит на свои ногти и любуется сверкающим лаком. Довольная результатом своих трудов, она принимается покрывать лаком ногти на правой руке и неожиданно замечает, что по ее цветастой юбке ползет муравей. Конечно, рисунок превосходно отпечатался на ткани, нарисованные цветы выглядят как живые, однако от качественно нарисованных маков до настоящего макового поля огромное расстояние. Гигантская дистанция. И мать намерена заставить муравья сохранять и уважать эту дистанцию.

– Пошел вон! Возвращайся в сад! – шепчет она, угрожая муравью кончиком кисточки для лака.

Она говорит шепотом, потому что, если супруг узнает, что в доме есть животное, пусть даже самое крошечное, он вновь пустит в ход баллончик с инсектицидом. Но муравей ничего не слышит, так как слишком занят своими изысканиями: он пытается понять, почему эти великолепные маки такие плоские и безвкусные.

– Будь осторожен! Ты оставил мое предупреждение без внимания, и я вынуждена защищаться! – по-прежнему шепотом произносит мать.

Убедившись, что муравей повиноваться отказывается, она решает, что руки у нее развязаны, и приступает к действиям: кисточкой смахивает муравья с юбки. Взлетев в воздух, муравей камнем падает на пол. Вслед ему летит капля блестящего лака. Жидкость обрушивается на него сверху, придавливает его к полу, и очумелый муравей долго барахтается, счищая с себя противные липкие пятна. Кое-как приведя себя в порядок, он со всех ног бежит по одному ему видимой тропе, а на спине его сверкают розовые точечки лака.

Провожая муравья довольным взглядом, мать хочет убедиться, что насекомое вернулось в сад. Однако муравей, остановившись у невидимой развилки, медлит… и бежит в противоположном направлении. Заинтригованная женщина встает и легкой походкой слона, выслеживающего мышь, идет следом. Добежав до лестницы, муравей резко сворачивает и бежит к стене, отделенной от пола высоким резным плинтусом. Плинтус, исполняющий также роль украшения, опоясывает комнату по периметру. И, как обнаруживает мать, одновременно служит торной дорогой для огромного количества муравьев, снующих навстречу друг другу. Похоже, сейчас у них самый час пик. Утратив от изумления не только дар речи, но и голос, молодая женщина потихоньку садится на корточки, чтобы рассмотреть, откуда взялся здесь этот крошечный народец.

– Да что там говорить, ясно, что насекомые не умеют думать! Возьмем, к примеру, муху. Ты ее отгоняешь от стола, а она все летит на него и летит, даже когда видит, что ты поджидаешь ее с газетой или мухобойкой. И будет лететь, пока ты ее не прихлопнешь. Нет, больших тупиц, чем насекомые, надо поискать! – бормочет отец.

Ему не лежится спокойно на своем канапе, он все время порывается встать, но компресс на лице мешает ему. А ослушаться предписания он не решается.

– А телефон, телевизор? Кто их изобрел? Пчела? Или, быть может, комар? – риторически вопрошает он, горделиво выгибая торс и расправляя плечи.

Арман явно хочет показать, что лично он принадлежит к племени изобретателей.

В это время его жена наблюдает за окружной муравьиной автострадой, проложенной вдоль стены. Муравьи бегут по ней в несколько раз быстрее, чем люди, спешащие на работу. Добравншсь до угла, мать в изумлении останавливается: между двумя стенами перекинут великолепный подвесной мост, сооруженный из мельчайших кусочков дерева и тонюсеньких пластинок бамбука, скрепленных жилками листьев. Все детали моста тщательно обработаны и аккуратно подогнаны. Открыв рот от удивления, мать надолго застывает в таком виде. Постройка действительно великолепная! Молодая женщина даже не подозревала, что такие крохотные создания, как муравьи, обладают великими строительными талантами!

– А Нотр-Дам? А Танкарвильский мост? Кто, интересно, построил мост в Танкарвиле? Быть может, муравьи? – никак не может успокоиться отец, ослепленный не столько компрессом, сколько собственным самодовольством.

Мать смотрит на великолепный мост, гигантский по меркам муравьев и миниатюрный по людским меркам, и понимает, что он ни в чем не уступает мосту в Танкарвиле.

– Дорогой, мне кажется, твои слова не совсем правильны, – произносит мать, когда к ней, наконец, возвращается способность говорить. – Тут как раз имеется мост, построенный муравьями, и я никак не могу понять, как они сумели так искусно соорудить его!

Компресс приходит в движение: Арман не может остаться равнодушным к словам жены.

– Ну, эти муравьи наверняка направили заявку в муравьиное инженерное бюро, оно связалось с муравьиным архитектурным бюро. У муравьев же очень много учебных заведений, где готовят архитекторов! После долгих споров муравьиный парламент проголосовал за кредиты, муравьиный банк изыскал средства, и муравьи-строители построили мост! – ехидным тоном отвечает он, решив, что жена оценит его чувство юмора.

Он совершенно забыл, что именно этим чувством его супруга не обладала никогда, и нет оснований полагать, что оно проснулось в ней от созерцания муравьиной беготни.

– Ах, неужели?! Невероятно! – изумляется мать с потрясающим простодушием, – Никогда бы не подумала, что у муравьев общество устроено так же, как у нас!

От компресса поднимается пар: отец дымится, словно котлета, брошенная на раскаленную сковородку.

– А ты вообще когда-нибудь думаешь? Как муравьи могут построить мост?! – кипит от гнева отец. – Муравей весит всего два грамма! А чтобы взвесить его мозг, даже весов не подберешь! Подумай хотя бы две секунды, прежде чем пороть чушь!

Жена всегда верит своему супругу, особенно когда он кричит. Но так как мост по-прежнему у нее перед глазами, она решается ему возразить:

– Но, дорогой, тут действительно построен мост! А, судя по тому, какая тьма муравьев им пользуется, это не временное сооружение!

Отец испускает нарочито долгий вздох, ясно свидетельствующий о величайшей степени его разочарования.

– Замечательно! Почему бы и нет? Муравьиный мост прямо посреди дома! И муравьи интенсивно пользуются этим мостом. Что ж, в добрый час! Я за них рад! – изо всех сил стараясь сохранять спокойствие, произносит отец. – Однако со-вер-шен-но-не-воз-мож-но-что-бы-э-ти-му-ра-вьи-са-ми-сде-ла-ли-э-тот-чер-тов-мост! Понятно?!

Он срывается на крик, но голос его звучит глухо, как если бы рот у него был заткнут кляпом. От возмущения он начал жевать компресс.

Жена соглашается. Всем известно, что в гневе мужчина перестает слышать обращенную к нему речь.

– Согласна, это не муравьи, – покорно уступает она.

И супруг, удовлетворившись тем, что сумел вразумить жену, расслабленно вытягивается на канапе.

– Но, если не муравьи… тогда кто же? – спрашивает жена, когда никто уже не ожидает от нее никаких вопросов.

И Арман незамедлительно спускает на нее всех собак.