"Уильям Ламли. Дневник Алонсо Тайпера " - читать интересную книгу автора

теперь странно напоминающие изображения со старинных портретов. Почему-то мне
ни разу не удалось пронаблюдать видение и портрет одновременно; всякий раз
света оказывается недостаточно для одного из явлении, или же видение и портрет
находятся в разных комнатах.
Возможно - я очень надеюсь, - видения не более чем всплеск воображения,
хотя моя уверенность в этом сильно поколеблена. Некоторые из призраков -
женщины, столь же прекрасные, как и изображение незнакомки в запертой комнате;
некоторых я не встречал на портретах, хотя мне кажется, что они могли
притаиться в пыли и саже, покрывающей полотна. Несколько призраков начинают
материализовываться. Их формы постепенно теряют прозрачность, и я со страхом
наблюдаю происходящую метаморфозу. С плавной неторопливостью процесс движется
в обратную сторону, и отвратительные гости растворяются в воздухе. Лица
некоторых кажутся мне поразительно и необъяснимо знакомыми.
Одна из женщин затмевает остальных своей прелестью. Ее ядовитые чары
подобны медоносному цветку, проросшему на склоне преисподней. Стоит мне
взглянуть на нее, как она исчезает, но с тем чтобы появиться позднее вновь. Ее
лицо имеет зеленоватый оттенок, и временами мне кажется, что в ее упругой коже
поблескивает чешуя. Кто она? Дух незнакомки, жившей в запертой комнате более
столетия назад?
Мои припасы снова лежат на полу в прихожей - по всей видимости, это
становится традицией. Чтобы отметить следы, я набросал пыли возле порога,
однако утром вся прихожая оказалась чисто подметена какими-то неведомыми
силами.

22 апреля.
Этот день ознаменовался жуткой находкой. Я снова исследовал проросший
паутиной чердак и обнаружил полуразвалившийся резной сундучок - очевидно,
голландской работы, - полный черных книг и свитков, превосходящих возрастом
все найденное ранее. Среди тисненых переплетов я разобрал тусклые литеры
греческого "Некромикона"; франко-норманнскую "Книгу Эйбона, и даже первую
редакцию старинных "Подземных тайн" Людвига Принна. Но наиболее зловещие
откровения скрывал ветхий кожаный манускрипт, написанный на искаженной латыни
и полный странных крючковатых приписок, сделанных рукой Клауса Ван дер Хейла.
Очевидно, записи представляли собой дневник, который старый Клаус вел между
1560 и 1580 годами. Когда я разъединил потемневшие от времени серебряные
застежки и раскрыл пожелтевшие листы, на пол, кружась, выскользнула цветная
гравюра, изображавшая чудовищное существо, более всего напоминающее огромного
моллюска, с клювом и щупальцами, с огромными желтыми глазами и странно схожими
с человеческими очертаниями безобразного тела.
Столь неизъяснимо отвратительной и жуткой твари мне не приходилось видеть.
На лапах, ногах и головных отростках красовались изогнутые клешни, напомнившие
мне о зловещих призраках лап в подвале. Тело чудовища неуклюже замерло на
гигантском троне, расписанном незнакомыми письменами, отдаленно схожими с
китайскими иероглифами. От переплетений букв и самой гравюры явственно
исходила чья-то чуждая воля, столь злобная и могущественная, что невозможно
было определить ее рамками какого-либо одного мира или эпохи. Вероятнее всего,
темная тварь на троне служила фокусом, преломлявшим темные силы из вневременья
- в течение эонов прошедших и грядущих эпох. Словно иконы властителей тьмы,
зловещие символы, казалось, разбухали, переполняемые соками собственной,
болезненной жизни, готовые сползти со страниц манускрипта и обрушиться со всей