"Брайан Ламли. Голос мертвых (Некроскоп #4)" - читать интересную книгу автора

был выложен плиткой, отделанной зеленой глазурью. В центре из плиток
меньшего размера был выложен геральдический знак рода Ференци, сбоку от
которого, возле массивного камина, стоял старинный стол из крепкого
черного дуба. Драпировки на стенах покрылись плесенью и свисали клочьями,
повсюду толстым слоем лежала пыль. Но было в этой комнате нечто весьма
странное, никак не вяжущееся с окружающей обстановкой. На столе лежали
вполне современные бумаги, книги, конверты, печати и воск, резко
контрастирующие со всем остальным, что видел вокруг Думитру. Неужели все
эти вещи принадлежали Ференци? Думитру всегда считал, что Старейший мертв
или бессмертно пребывает где-то, но то, что он увидел, свидетельствовало
об обратном.
"Нет, - опроверг его мысли вновь раздавшийся в голове юноши густой,
низкий голос барона, - это все принадлежит не мне, а.., ну, скажем так,
моему ученику. Он изучал мои труды и даже осмелился попытаться изучать
меня самого. О, ему прекрасно были известны слова, с помощью которых он
мог вызвать меня, но он не знал, где меня искать, и даже не, - подозревал,
что я нахожусь здесь, рядом, увы, думаю, что его уже нет на свете. Скорее
всего, его кости покоятся где-нибудь наверху, среди развалин. Мне доставит
величайшее удовольствие в один прекрасный день найти их там и сделать с
ним то, что он собирался и вполне мог сделать со мной".
В то время как мрачный голос Яноша Ференци предавался неясным
воспоминаниям, Думитру Зирра подошел к столу. Он увидел копии писем на
неизвестном ему языке. Можно было разобрать даты пятидесятилетней
давности, далекие адреса и имена адресатов, среди которых были какой-то М.
Рейно из Парижа, Иозеф Надек из Праги, Колин Грив из Эдинбурга и Джозеф
Гурвин из Провиденса, а также множество других из больших и малых городов
по всему свету. Автором всех этих писем и адресов, написанных одним и тем
же почерком, являлся некий мистер Хатчинсон, или, как он чаще всего
подписывался, "Эдв. X..".
Что касается книг.., они ничего для Думитру не значили. Для
невежественного крестьянина, хоть и знакомого благодаря кочевой жизни со
многими языками и диалектами, каким был Думитру Зирра, такие названия, как
"Turba Philosophorum", "Thesaurus Chemicus" Бэкона или "De Lapide
Philosophico" Тритемиса, были не более чем пустым звуком. Если даже они и
были знакомы ему, смысла этих трудов он не понимал.
Однако одна из книг была раскрыта, и на ее покрытых толстым слоем
пыли страницах Думитру увидел иллюстрации, показавшиеся ему знакомыми и
приведшие его в ужас. Они во всех деталях и очень правдоподобно
демонстрировали самые жесточайшие пытки. Вид этих картинок заставил
Думитру, несмотря на то, что он находился словно под гипнозом, вздрогнуть
и отпрянуть от книги. И в ту же минуту взгляд его обратился на
находившиеся в помещении предметы, прежде не привлекавшие его внимание. Он
заметил кандалы, прикованные тяжелыми цепями к стене, какие-то ржавые
инструменты, в беспорядке разбросанные по полу; в одном из углов комнаты
стояли несколько железных жаровен, в которых сохранились остатки древних
углей и пепла.
Но прежде чем он успел осознать предназначение этих вещей и
внимательнее рассмотреть все эти предметы, если, конечно, у него возникло
такое желание, голос раздался вновь.
"Думитру-у-у, - проникновенно струился голос в голове юноши, - скажи