"Сельма Лагерлеф. Новеллы из цикла Невидимые узы" - читать интересную книгу автора

дома, проводя почти весь год в своих школах, так что сказка не имела над
ними большой власти. А стала этим ребенком одна из дочерей, девочка
болезненная, которая не могла особенно много играть и бегать с другими
детьми, а находила величайшую радость в том, чтобы, читая и слушая истории,
узнавать обо всем великом и удивительном, что происходило в мире.
И все же эта молодая девушка поначалу вовсе не собиралась писать о
преданиях и историях, ее окружавших. У нее не возникало и малейшей мысли о
том, что из тех приключений, о которых рассказывалось настолько часто, что
они казались самыми обыденными на свете, могла бы получиться книга. Когда
она пыталась сочинять, то выбирала мотивы из книг. С юношеской смелостью она
сочиняла истории о султанах из "Тысячи и одной ночи", о рыцарях Вальтера
Скотта и конунгах из саг Снорри Стурлусона.
Конечно же, нет нужды и говорить о том, что все написанное ею было
наименее оригинальным и зрелым из когда-либо написанного, но сама она,
естественно, не могла этого заметить. Она бродила по своей тихой усадьбе и
любой попадавшийся ей на глаза лист бумаги заполняла стихами и прозой,
пьесами и романами. Когда же она не писала, то просто бродила в ожидании
счастья. А счастье должно было состоять в том, что какой-нибудь очень
просвещенный и могущественный незнакомец по какой-нибудь удивительной
случайности должен был обнаружить написанное ею и счесть заслуживающим
опубликования. А затем все остальное устроилось бы само собой.
Но между тем ничего подобного не случалось, и когда молодой девушке
перевалило за двадцать, она начала наконец терять терпение. Ее интересовало,
отчего же получалось так, что счастье никак не хотело появиться. Возможно,
ей не хватало знаний. Пожалуй, ей также нужно было немного познакомиться с
миром за пределами ее родной усадьбы. И поскольку явно должно было пройти
немало времени, прежде чем она смогла бы жить на заработок писательницы, ей
необходимо было научиться хоть чему-нибудь, создать себе положение, которое
давало бы кусок хлеба на то время, пока она ждала бы своего часа.
А возможно, дело было просто в том, что сказке надоело ее ждать. Может
быть, сказка рассудила так: "Раз этот ослепленный человек не видит того, что
лежит прямо на поверхности, пусть отправляется своим путем. Пусть бродит по
серым мостовым и живет в серых городских комнатах с видом на серые стены
домов. Пусть живет среди людей, скрывающих свое своеобразие и кажущихся
совершенно одинаковыми. Это, может быть, научит ее видеть то, что поджидает
ее прямо у порога дома, то, что существует и парит между рядами серебристых
холмов, которые каждый день у нее перед глазами".
И вот однажды осенью, когда ей было уже двадцать два года, она
отправилась в Стокгольм, чтобы получить образование и стать учительницей.
Молодая девушка быстро взялась за дело. Она уже больше не писала, а с
головой ушла в уроки и занятия. Было похоже на то, что сказка теряла ее
навсегда.
И тут произошло нечто удивительное. Однажды, той же осенью, когда было
прожито уже около двух месяцев среди серых улиц и стен, она шла со связкой
книг под мышкой, направляясь по улице Мальмшильнадсгатан. Только что она
прослушала лекцию по истории литературы. Лекция, должно быть, была о
Бельмане или Рунеберге, поскольку она шла и размышляла о них и о героях их
произведений. Она говорила сама себе, что добродушные воители Рунеберга и
беспечные собутыльники Бельмана были наилучшим материалом для работы поэта.
И тогда у нее сразу же возникла такая мысль: "Ведь мир, в котором ты жила