"Сельма Лагерлеф. Новеллы из цикла Невидимые узы" - читать интересную книгу автора

своих домашних, особенно в рождественский праздник. Его обычное место было
не на диване и не в качалке, а на узкой, отполированной до блеска скамеечке
около печки. Сядет он, бывало, в своем уголке и пустится в сказочное
путешествие. В этих странствиях он объездил всю землю, парил в звездной
вышине, и выше звезд залетал. Он то играл на скрипке, то рассказывал, а все
домашние собирались в кружок и слушали. Жизнь становилась невиданно
прекрасной и возвышенной, когда ее освещало сияние его богатой души.
Поэтому его и любили, как любят Рождество, радость, весеннее солнышко.
Приход Рустера всех взбаламутил и нарушил праздничное настроение. Они так
старались, но все их труды пропадут понапрасну, если Рустер сманит за собой
хозяина. Несправедливо это и обидно, что какой-то пьянчужка навязался на шею
благочестивым людям, а теперь рассядется за рождественским столом и всем
испортит праздник.
В сочельник утром Рустер кончил переписывать ноты и завел речь о том,
что ему пора прощаться и в путь, хотя на самом деле он, конечно, рассчитывал
остаться.
Лильекруне отчасти передалось общее раздражение, поэтому он
довольно-таки вяло предложил Рустеру не спешить с уходом, чтобы встретить
здесь Рождество.
Малыш Рустер был вспыльчив и горд. Он покрутил усы, тряхнул черными
кудрями, которые, как туча, вздымались над его челом: "Что, мол, ты хочешь
этим сказать? Уж не думаешь ли ты, Лильекруна, что, кроме твоего дома, мне
некуда пойти? Вот еще! Да меня ждут не дождутся на железной фабрике в Бру!
Для меня, мол, и комната приготовлена, и чарка с вином налита! Одним словом,
мне надо спешить, только вот не знаю, кого навестить первого".
- Бог с тобой! - ответил Лильекруна. - Поезжай, коли ты так хочешь!
После обеда Рустер испросил взаймы лошадь и сани, шубу и меховую
полость. С ним послали работника, чтобы тот отвез Рустера в Бру, и наказали
ему поскорей возвращаться: похоже было, что разыграется метель.
Никто не поверил, что Рустера где-то ждут или что найдется такое место
в округе, где бы ему были рады. Однако всем так хотелось поскорей от него
отделаться, что никто не признался перед собой в этих мыслях. Гостя
торопливо спровадили, ожидая, что без него в доме сразу же станет хорошо и
весело.
В пять часов все собрались в зале, чтобы пить чай и плясать вокруг
елки, но Лильекруна был молчалив и печален. Он не садился на волшебную
скамейку, не притронулся ни к чаю, ни к пуншу, не сыграл им польку,
отговорившись тем, что будто бы неисправна скрипка, а кому охота плясать и
веселиться, те пускай, мол, обходятся сами.
Тут уж и хозяйка встревожилась, и дети расстроились, и все в доме пошло
вразброд. Грустное получилось Рождество.
Молочная каша свернулась, свеча зачадила, из печи повалил дым, за окном
поднялся ветер, разыгралась вьюга, и со двора потянуло ледяным холодом.
Работник, которого послали отвозить Рустера, не возвращался,
домоуправительница плакала, а служанки перессорились.
А тут еще Лильекруна вспомнил, что забыли выставить рождественский сноп
для воробьев, и начал ворчать на женщин, что вот, дескать, старые обычаи
позабыты, все бы вам только модничать, а сердечной доброты ни в ком не
осталось. Однако они хорошо понимали, что на самом деле его мучают угрызения
совести из-за того, что отпустил малыша Рустера и не уговорил его остаться