"Сельма Лагерлеф. Сага о Йёсте Берлинге" - читать интересную книгу автора

О, боевой конь, боевой конь! Ты, что стоишь ныне стреноженный на пашне,
вспоминаешь ли ты, старина, дни своей юности?!
Вспоминаешь ли ты, не знавший страха, день битвы?! Ты мчался тогда
вперед во весь опор, словно на крыльях: словно полыхающее пламя развевалась
твоя грива. На твоей черной, взмыленной груди блестели капли крови. В
золотой сбруе ты мчался во весь опор вперед, и земля содрогалась от грохота
твоих копыт. Ты, не знавший страха, сам трепетал от радости! О, как ты был
прекрасен!
В кавалерском флигеле - серый, сумеречный час! В большой горнице
наверху стоят вдоль стен красные сундуки кавалеров, а по углам на крюках
развешано их праздничное платье. Отсветы огня, пылающего в открытом очаге,
играют на белых оштукатуренных стенах и на занавесях в желтую клетку,
скрывающих спальные боковуши в стенах. Кавалерский флигель - это вовсе не
королевские покои и не сераль с мягкими диванами и пуховыми подушками.
Но там поет скрипка Лильекруны. Он играет в сумерках la cachucha. Все
снова и снова играет он этот испанский танец. Зачем он играет этот проклятый
танец? Зачем он играет его, когда Эрнеклу, прапорщик, лежит в постели, в
муках подагры, таких тяжких, что не может шевельнуться? Нет, вырви скрипку у
него из рук и разбей ее о стену, если он сам не прекратит играть!
La cachucha, разве этот танец для нас, маэстро? Неужто его танцуют на
шатких половицах кавалерского флигеля, в этих тесных, закоптелых от дыма и
жирных от грязи стенах, под этим низким потолком? Горе тебе, маэстро, зачем
ты его играешь?
La cachucha, разве этот танец для нас, для нас - кавалеров? За окном
завывает зимняя вьюга. Неужто ты хочешь обучить снежинки танцевать в такт
этому танцу, неужто ты играешь для легкокрылых деток вьюги?
Женские тела, трепещущие от притока жаркой пульсирующей крови.
Маленькие, перепачканные сажей руки, отбросившие в сторону котелок, чтобы
схватиться за кастаньеты, обнаженные ноги, а над ними подоткнутый подол
юбки. Двор, выложенный мраморной плиткой, присевшие на корточки цыгане с
волынкой и тамбурином, мавританские аркады, лунный свет и черные очи - есть
ли у тебя все это, маэстро? Если нет - вели своей скрипке замолчать!
Кавалеры сушат свое промокшее платье у очага. Неужто они пустятся в
пляс, обутые в высокие сапоги, с подбитыми железом каблуками и подошвами
шириной в дюйм? Целый день бродили они по снегу, глубиной в локоть, чтобы
подойти к медвежьей берлоге. Думаешь, они в своих серых, испускающих пар
сермяжных одеждах станут танцевать с косматым мишкой?
Вечернее небо, сверкающее звездами, алые розы в темных женских волосах,
тревожная сладость вечернего воздуха, врожденная пластичность движений...
Любовь, да, любовь, восходящая от земли, низвергающаяся дождем с неба,
парящая в воздухе - есть ли у тебя все это, маэстро? Если нет - зачем
заставляешь ты нас мечтать о недостижимом? Самый жестокосердный из людей,
зачем трубишь ты в боевую трубу, призывая к битве стреноженного боевого
коня? Рутгер фон Эрнеклу лежит прикованный к постели, в муках подагры.
Пощади его, избавь его, маэстро, от щемящих душу сладостных воспоминаний.
Ведь и он носил когда-то сомбреро и пеструю косынку на голове... И у него
был бархатный камзол и украшенный кинжалом пояс. Пощади, маэстро, старого
Эрнеклу!
Но Лильекруна играет la cachucha, он неустанно играет один лишь танец