"Димфна Кьюсак. Солнце - это еще не все" - читать интересную книгу автора

демонстрации. Все это подсказало мне образ Иоганна.
"Солнце - это еще не все" и "Жаркое лето в Берлине" сходны только в
одном - в основу и того и другого произведения легли реальные факты, и это
страшно. Я написала эти книги для того, чтобы предостеречь моих земляков и
весь западный мир, показав, как язва неонацизма все больше распространяется
по миру. Австралия - лишь одна из многих стран, где старые нацисты
проповедью своих зловещих доктрин пытаются растлить молодежь, которую к тому
же с самого начала "холодной войны" пресса, радио и кино постоянно
обрабатывали в духе антикоммунистической пропаганды.
Если эта книга достигнет своей цели в обличении черных сил, действия
которых могут привести мир на грань ядерной войны, значит она была написана
не напрасно.

Глава первая

Мартин зажал ракетку под мышкой, снял очки и неторопливо протер их.
Игроки и корт расплылись в подобие одной из тех модернистских картин,
которые ему никогда не нравились, - рыжее пятно, прорезанное белыми линиями
и белой полосой сетки. Он подышал на линзы и тщательно протер их еще раз -
конечно, можно было бы этого и не делать, но он немного тянул время, чтобы
отдышаться. И, не видя, он знал, в каких позах они ждут: Лайша, стоя у
сетки, оглядывается на него, Дональд пригнулся, готовясь принять его подачу,
Лиз слегка подпрыгивает - эта ее привычка, появившаяся чуть ли не с тех пор,
как она научилась ходить, всегда его раздражала.
Все молчали. Они ждали, и он чувствовал их нетерпение, но продолжал
дышать глубоко и размеренно, стараясь унять дрожь в икрах. Последний
затянувшийся гейм совсем его вымотал. Теперь судьбу партии решала его
подача, и он знал, что подаст плохо. Мартин медленно надел очки, и три юных
лица сразу прыгнули в фокус - три пары глаз, смотрящих на него с
нетерпением, юные напряженные фигуры: вот уже десять лет, как он почти
каждое утро видит перед собой этих троих в этих позах.
Сначала они были голенастыми детьми, и он приобщал их к тайнам тенниса,
отрабатывал с ними подачи, косые удары, удары с полулета, передал им все
приемы, которым научился в молодости. Теперь они уже не были детьми, а он
уже не был молод.
Он слишком стар для них - он это знает, и они это знают. Но никто вслух
этого не скажет, даже Лиз. Он поднял ракетку, ощутил на ладони мохнатую
шкурку мяча и подал первый раз в сетку, а второй в аут.
Лайша безразличным голосом объявила счет, и они поменялись местами.
Бедная Лайша! Верная душа! И нечестно лишать ее молниеносных ударов с лёта,
которые ей так удаются. Нечестно по отношению к Дональду, который ждет,
когда ему представится возможность пустить в ход свои сильные резаные мячи.
Нечестно по отношению к Лиз.
И пока он медлил перед следующей подачей, ему вдруг пришло в голову,
что в первую очередь это нечестно по отношению к нему самому. С какой стати
он должен каждое утро чувствовать себя виноватым? С какой стати он должен
противопоставлять убывающее уменье пожилого человека беспощадной точности
Дональда и неровной, но блестящей игре Лиз? И заставлять Лайшу играть
вполсилы.
Мяч попал в сетку. Партия была проиграна.