"Ярослава Кузнецова, Кира Непочатова. Доброе слово" - читать интересную книгу автора

Очнулся.
- Ну что тебе?
- Воды...
- Обойдешься.
Он повозил головой по тряпью, вздохнул поглубже и раскашлялся. В груди
у него хрипело и хлопало.
Человек кашлял, брызгая себе на подбородок розовой пеной, а я сидела и
думала - что за хилые твари, эти смертные. Вот этот, например. Ткнули его
чем-то острым в грудь - и пожалуйста, человека нет, есть пища для червей. И
чего болтал "будь здорова, будь здорова"?.. Себя бы поберег, доброжелатель
убогий.
Потом человек лежал, закрыв глаза. Отдыхал. Темные с проседью волосы
облепили ему лицо. Пена сохла, пепельной коркой стягивая губы. Больная плоть
щедро лучила в ночь напряженный неистовый жар. Я даже видела этот жар -
красноватым маревом, ореолом, окутывающим тело. Его дыхание пахло кровью.
Человечьей кровью, сладкой, терпкой, пьяной. У меня жгло под языком.
- Темно, - он отдышался и теперь снова смотрел на меня. - Где... эти?
- Ушли.
- А ты?
- А я тебя сторожу. Чтоб не украл никто.
В темных глазах человека дрожало пламя. Он смотрел и смотрел, и я
отвела взгляд. Не люблю играть в гляделки, пропасть их побери.
- Я умираю? - спросил человек.
- Да.
- Ты посидишь со мной?
Я не ответила.
Пропасть.
Пропасть.
Поерзала задом по полу, подтянула колени к груди, обняла их. Левое,
искусанное, распухло и нудно болело. Болел измочаленный живот. Болела рука.
И ухо тоже. Пропасть.
- Подруга, - не унимался человек. - Как звать-то тебя?
- Не твое дело.
- Это... не имя.
- Кайрэ. Кайрэ меня зовут.
- А меня Юго.
- Да знаю я.
- Меня в детстве... обзывали. Юго, Юго, ревет как белуга...
Я фыркнула.
Помолчали.
- А у Юго есть подруга, - пробормотал человек после долгой паузы. - У
нее когтей... до черта.
Закрыл глаза и заткнулся, наконец.
Он умер перед рассветом, когда петухи прокричали второй раз. Я,
конечно, могла бы его поторопить, да только к этому моменту мне все было
едино. Когда он перестал дышать, я натянула одеяло ему на лицо, кое-как
поднялась и поковыляла к выходу.
На всплывшее к потолку слабо сияющее пятно я и не взглянула. Еще чего.
Сказала только, пнув перевернутую жаровню:
- Пока не рассветет, не вздумай высовываться.