"Анатолий Кузнецов. Легенда (Записки молодого человека) " - читать интересную книгу автора

медные часы величиной чуть ли не с будильник. Идут они так, словно внутри по
звонким наковаленкам тюкают медные молоточки. Дядя Костя очень гордится ими,
презирает все остальные и охотно дает "послушать ход" всем желающим.
- Что у вас за часы? Это разве часы? Да мне их даром давай - не возьму!
Вот послушайте мои, девятикамневые. Хронометр!
По этому хронометру мы и ориентируемся.
Дядя Костя не признает никаких временных поясов, кроме
железнодорожного. Но под общим давлением он все же вынужден был сознаться,
что, приезжая домой, во Владивосток, переставляет стрелки на семь часов
вперед и несколько дней "отгула" живет, как все добрые люди, по домашнему
времени и даже форму не носит. Когда-то, принципа ради, пробовал и дома жить
по "единому" времени, но оказалось все же очень неудобно ложиться спать,
когда все вставали. И, кроме того, во Владивостоке пивные закрываются, если
судить по московскому времени, в четыре часа дня.
Впрочем, уступка эта законам природы несущественна, так как дома дядя
Костя бывает очень мало. Привез получку, погостил, сына за двойку выпорол -
и снова на полмесяца поезд, стрелки на семь часов назад, снова дорога...
Пятеро моих соседей не такие, как я. Они вербованные. Я еще совершенно
наивный и глупый. Слышал о пунктах "организованного набора рабочих", видел
объявления, но не понимал, какое они имеют отношение ко мне. Не знал, что
незачем на свой счет брать билет, ехать в неизвестность. Всюду есть
уполномоченные, с которыми заключаешь договор на три года, тебе выдаются
подъемные, суточные, проезд бесплатный. В Сибирь и на целину к тому же набор
идет и через райкомы комсомола...
В нашем поезде Москва-Владивосток размещено сто таких "вербованных"
ребят; я, сто первый, еду на свой собственный счет. Правда, у меня есть одно
существенное преимущество: я не связан всякими договорными обязательствами и
могу в любой день совершенно спокойно удрать.
До Иркутска ехать пять суток. Хорошие вагоны - цельнометаллические,
удобные, с зеркалами и "принудительной вентиляцией". Когда я спросил, что
означает такая надпись на табличке, дядя Костя объяснил: "Хочешь не хочешь,
а вентилируйся". И все же болтаться пять суток в этой тесной клетке
невыносимо скучно, душно, и "вентилироваться" мы хотим все время. Я уже
сказал, что наш вагон общий, по железнодорожной терминологии - "веселый". На
каждой стоянке его осаждают бабы с узлами и ребятишками, какие-то
переселенцы, торговки. Пассажиры все ближние, постоянно меняются. Проходы
забиты вещами. Нужно иметь энергию и глотку дяди Кости, чтобы управлять этой
ярмаркой орущих, толкающихся несметных пассажиров: одни садятся, другие
сходят, тот без билета, тот перепился, та стирает пеленки в уборной и
собрала у двери грозную очередь...
Наши развлечения? У Лешки есть замусоленные, чуть живые карты, и мы
часами дуемся вшестером в дурака.
Глухонемая тетка продавала по вагону самодельные открытки. Она
предлагала их из-под полы и только мужчинам. Из соседнего купе заглянула
бабка и тоже хотела посмотреть. Ух, как зарычала на нее глухонемая -
дескать, не суй нос не в свое дело! Потому что на открытках полуголые
женщины, какие-то не наши, иностранные типы, в картинных позах и с
подписями: "Жди миня, и я вернус и как солнце появлюс", "Верность и любовь я
свято бирегу".
И тогда меня стала мучить тоска.