"Василий Кузьмин. Кэр - десятник " - читать интересную книгу автора

первым на ум ему бы обязательно пришло сравнение с морем. Разумеется, не с
ласковым, теплым морем юга, но с безжалостным и мрачным северным морем, чьи
воды год за годом, день за днем накатываются на пустынные берега и моют
гранитные утесы фиордов. Те же серо-стальные, блестящие на солнце волны и
тот же нескончаемый гул... Впрочем, одно явное отличие все же было:
оказавшийся на пути морской волны имел несравнимо большие шансы на
выживание, чем пересекший дорогу армии немертвых...
Ряд за рядом, десяток за десятком, сотня за сотней... Построенное
походной колонной двадцатитысячное войско мертвецов растянулось более, чем
на километр. Тысяча рядов, по двадцать воинов в ряд - и за каждым необходим
контроль. Для того и снуют сотники вокруг и внутри войска, чтобы следить,
что ни один из вверенных им воинов не провалился в овраг, не был унесен
течением при очередной переправе, или просто не застрял в кустарнике,
нарушая тем самым строй. Разумеется, когда армия марширует не через поля и
леса, а по проторенной дороге - работы у сотников всяко меньше, но приказ
есть приказ - и сотник обязан проверять любое нарушение строя - и уж тем
более такое, которое распространяется по войску, как рябь по воде....
Немертвый солдат чуть наклонился вперед, приняв у впереди идущего
кожаную флягу и уже собрался развернуться вполоборота, дабы передать ее
идущему позади, когда сквозь гул шагов пробился голос сотника.
- Ты. Отдай это мне.
Не сбиваясь с шага, немертвый протянул фляжку стоящему левее него, тот
с в свою очередь передал ее еще левее - и так, пока, наконец, до краев
наполненная фляжка не легла в протянутую руку сотника. Тот несколько
мгновений крутил ее в руках, затем, плеснул немного грязной, застоявшейся
воды на ладонь свободной руки, внимательно посмотрел на нее и, наконец,
кивнув каким-то своим мыслям, вылил все содержимое фляжки в придорожную
грязь. Все это бы, впрочем, не стоило даже упоминания, если бы дальше сотник
не замер на месте, как вкопанный, напряженно всматриваясь в кусты, растущие
вдоль обочины. А затем, словно приметив что-то знакомое, не шагнул бы с
дороги, с треском проламываясь сквозь заросли, при этом так и не выпустив из
руки злополучную фляжку...
Воспоминания оставили меня только под утро. Точнее, я оставил их -
они-то никуда не делись, все так же лежат большим расплывчатым пятном в
глубинах памяти. Какой контраст с четкими воспоминаниями немертвого - память
живых оказывается так несовершенна! Сплошные обрывки: имена и лица, даты и
факты, и опять имена... А что хуже всего - все эти воспоминания еще менее
живые, нежели я сам... Кто эти люди, которых я помню? Что это за места? Нет,
я помню названия, я помню имена и биографии, нет только... чувств. Кем из
них я восхищался, а кого презирал? Кто был мне другом, а кто соперником? Да,
тьма возьми, я не помню даже, какой цвет - мой любимый! Да что там, сейчас я
даже не понимаю, что значат слова "любимый цвет"! Пожалуй, еще чуть-чуть и я
начну жалеть, о том, что вспомнил все это - как все-таки легче было просто
шагать в строю, вообще не размышляя! Тем более, что тогда хотя бы сознание
не бередила эта проклятая мысль, вернее пока еще намек на мысль о...
предательстве. Ведь как иначе это понимать! Я, который клялся в верности
Свету, который сражался за Свет и убивал во имя него, теперь шагаю в рядах
армии немертвых, сея смерть и разрушение на своем пути! Разве не это
называется предательством?! Разве не позорю я этим память всех тех, кто пал
в последней войне?! Разве не подвел я доверие всех тех, кто надеялся на нас