"Лев Кузьмин. Грустная Элизабет" - читать интересную книгу автора

У него и брови поднялись торчком, и лицо вытянулось, а потом он вдруг
рассмеялся, накинул пальто обратно на крючок, на вешалку:
- А я-то сначала подумал, Элизабет - это ребенок... Ну и приходит же
кое-кому в голову такая вот несуразица: давать лошадям человеческие имена,
да еще заграничные.
- А она и есть заграничная! Чистейшая шотландская! Она и есть как
ребенок! - взмолился Чашкин. - Все животные, когда болеют, становятся ну
прямо совершеннейшими детьми! Хоть слон, хоть бегемот, хоть такая
крохотуля-невеличка, как наша Элизабет... Рассказать о своей болезни она не
может ничего, а глядит на вас, моргает глазами так, что вам и самим впору
зарыдать!
И Чашкин действительно, едва-едва не плача, принялся объяснять уже не
криком, а быстрым, тревожным полушепотом, что вот именно из-за этой-то
схожести его четвероногих питомцев с ребятишками ему и пришла в голову
этакая невероятная, этакая, можно сказать, сумасшедшая мысль: позвать к
Элизабет детского врача! А прямой специалист по лошажьим болезням -
ветеринарный фельдшер - у нее уже был... Был, ничего не нашел, сказал, что у
лошадки просто такой временный каприз, и что скоро все это пройдет. Но он,
Чашкин, фельдшеру не верит! Слишком Элизабет грустна для капризов, и если
тут еще и Петр Петрович откажет, то неизвестно, что и случится, то
неизвестно, что и делать.
- А ничего пока и не надо делать, - совсем теперь спокойно, даже безо
всякой усмешки ответил Петр Петрович. - Советую день-другой обождать.
Послушаться вашего, как вы сказали, прямого специалиста. А сейчас, милости
прошу, к нам на горячие пирожки, на кофеек!
Но расстроенный Чашкин лишь расстроенно посмотрел на Петра Петровича,
сказал: "Эх-х...", и пошел не туда, откуда у Ивановых так аппетитно
потягивало горячим кофейком, а медленно и понуро шагнул к входной двери.
И тут неведомо что и стряслось бы дальше, если бы не Вася и не его
мама.
Вася чуть ли не крикнул:
- Эх, папка! А сам говорил: "Кто бы где бы ни просил о подмоге,
отворачиваться нечестно!"
Мама тоже подхватила:
- Нечестно! Пускай это не твоя обязанность, пускай это не ребенок, а
лошадка, но раз мы про эту лошадку узнали, то и отказать ей в помощи нельзя
никак.
- Конечно, нельзя, - сразу остановился у порога и вздохнул Чашкин.
А Вася добавил:
- Я теперь про эту лошадку буду думать каждый день.
- Я тоже, - сказала мама.
И тогда Петр Петрович нахмурился, широко, на всю прихожую, развел
руками:
- Я-асно... Вы, получается, добряки; вы, получается, хорошие люди, а
я - нет...
И он, как бы все больше и больше сердясь, глянул на маму, глянул на
Васю, немножко поприветливее посмотрел на Чашкина и опять потянулся к
вешалке. Он стал во второй раз снимать с крючка шляпу и пальто.
Вася мигом ринулся за своей теплой курточкой, закричал:
- Можно, и я с вами?