"Юрий Кувалдин. В садах старости (Повесть)" - читать интересную книгу автора

- кому? Да все той же коммунистической партии Советского Союза. То есть он -
главный коммунист, выше Ленина, Маркса, Сталина и Шатова из "Бесов".
Горбачеву люди поверили, самые талантливые поверили, выделились из
государственного сектора, создали кооперативы, стали наживать добро, готовы
были за хорошую цену купить и здания, и станки, и механизмы... Тут нужно
было закон о запрете на профессию коммунистам ввести, и дело было бы
сделано, как в ГДР, как в Чехии... Но куда там. Пришел славный "Тимур" со
своей командой и роздал все б е с п л а т н о этим прямоходящим. Теперь они
главы концернов, банков, фирм (потому эти организации так плохо
работают!)... Одним словом, Горбачев дал, а Ельцин с Гайдаром отобрали.
О-хо-хо!
- У вас, Серафим Ярополкович, в голове сущий ералаш. Тут дело идет о конце
собственного Я, поскольку бессмертия не существует, о роли, так сказать,
моего семени в истории, а он об этих толкует, о государственном капитализме!

- А я презираю людей, этих насекомых земного шара, - заявила Усладина и
поползла вниз по черенку к темно-красному шару.
Старосадов сказал:
- Я, как Светоний, положу добро на одну чашу, а зло на другую. И что же
увижу? А увижу то, что гайдаровская номенклатура опустила свою чашу со злом
до земли. Почему со злом? Да потому, что налогами загнали в тень любую
инициативу. А нужно: армию - пополам, МВД - пополам, учителей - пополам и т.
д., то есть одну половину - на улицу, на вольные хлеба! А на налоги пусть
живут наглецы, бездари! И их - девяносто процентов. Это они, по пословице, с
ложкой. А кто же работает? Подвижники, таланты! Давил бы всех сборщиков
податей, этих Иуд! Или целостность России их отправил бы отстаивать в Чечню,
в Украину (с подачи хохлов везде буду всаживать это "в"), в Финляндию, в
Польшу, в Аляску!
- Не хочешь со мной разговаривать? - спросил Дормидонт.
К нему подошла с эмалированным горшком двухлетняя Еликонида, ножки пухлые, в
складках, села на горшок, пукнула и стала какать. Дормидонт погладил
Еликониду по головке, сказал:
- Покакай, умница, покакай как следует, не слушай деда. Он - дюдюка!


2

Серафим Ярополкович не обратил внимания на этот выпад, молча вытянул по
столу руку, нащупал за газетой книгу Элиаде, придвинул к себе, встал,
поморщившись от неприятного запаха детского кала, высокий, худой, без живота
(на его месте, назло всем этим обрюзгшим молодым людям, упругая впадина), и
вышел.
Он делал все для того, чтобы дети его боялись.
На лавке сидел, раскатав толстые, как у бабы, ляжки, Гордей, еще более
пузатый, чем Дормидонт, и наставительно говорил своему отпрыску Архипу,
картавя:
- Айхип, почему ты не можешь пйоизнести букву "эй"?
Конечно, Гордей имел в виду букву "р".
Архип, эдакий тючок-колобок, срывал одуванчики и слюняво дул на них.
- Чтобы зло пресечь - надобно в особенности напасть на газетных крикунов: ох