"Пауль Аугустович Куусберг. Капли дождя (3 часть трилогии)" - читать интересную книгу автора

когда он спешил через выгон, вслед ему раздались угрозы. Мысль о том, что
его считают любовником Эды, рассмешила Андреаса. Он-то шел от председателя
волисполкома, с которым они всю ночь напролет проспорили о колхозах. Кто бы
ни стрелял, опасности он в ту ночь подвергся, и отвратительный страх
парализовал его на несколько мгновений.
Теперешнее чувство страха было куда глубже, забиралось в самые закоулки
души, оно, правда, не сжимало ему горло, не схватывало судорогой мышцы, но
полностью завладело им. Страх вскипал в нем как бы изнутри, там, где
раскаленные клещи сжимали сердце. Он заполнял все его существо, временами
как бы отпуская, но тут же вновь усиливаясь, в той мере, в какой раскаленные
клещи жгли в груди. Это был смертный страх, именно смертный. Мало ли что
боль в груди отходи та, даже отпускала немного - все равно она оставалась в
нем.
Действие уколов и таблеток, думал Андреас Яллак. И то, что приступы
прекратились, относил за счет лечения, так же как и охватившее его
безразличие. Ведь как только его привезли в больницу, ему немедленно стали
делать уколы, и врачи "скорой помощи" тоже что-то вводили ему в руку. Его
заставляли глотать таблетки и пить микстуру, совали в рот трубку от шланга
кислородной подушки. Именно заставляли и совали, потому что в первые дни у
Андреаса словно бы и не было никаких своих желаний, он делал то, что ему
велели, сознание как бы отключилось. В основном он спал. Испуг давно прошел,
он уже не волновался. Теперь он был, может, даже слишком безразличным.
Иногда словно бы отсутствовал - пребывал где-то, в смысле времени и места,
очень далеко отсюда... Редко выпадали минуты, когда он чувствовал себя
нормально, в такие моменты ему думалось, что наркотики, марихуана или ЛСД
вызывают, наверно, такое же чувство отрешенности, какое появилось у него в
больнице. Уколы и таблетки, казалось, переносили его в иной мир, унимали
боль, рождали безразличие, отгоняли тревогу. Нет, он ошибается, наркотики,
говорят, приводят к блаженному покою и. радости, так, по крайней мере, об
этом пишут, но в его уколах и пилюлях отсутствует момент удовольствия. Дойдя
в мыслях до наркотиков, он вспомнил о споре на давнишнем семинаре, где он
вывел из себя одного солидного лектора заявлением о том, что мы часто и
довольно громко говорим о наркотиках на Западе, но стыдливо прикрываем рот,
когда речь заходит об алкоголе. Спор спором, он бы забыл о нем, если бы тот
солидный лектор в разговоре с секретарем горкома не взял под сомнение его,
Андреаса, политическую зрелость и пригодность выступать перед большой
аудиторией. В тот раз Андреас Яллак рассердился и как следует отбрил
лектора. К счастью, ему пришла на память подходящая ленинская цитата, только
цитатами из классиков и можно остудить пыл у таких сверхбдительных
товарищей.
Первый раз Андреас Яллак ощутил, как ему сдавило грудь, когда он ехал в
автобусе, и решил, что это следствие тряски. В набитой до отказа машине он
уперся в оконницу, иначе бы его повалили на полную жизнерадостную женщину,
которая обмахивалась свежим номером журнала "Природа Эстонии". Внезапная
боль метнулась из груди в левую руку, которой он упирался в стенку, поэтому
и подумал, что рука неловко дернулась. Автобус перед этим резко тряхнуло,
пассажиры повалились друг на друга, - видимо, передние колеса угодили в
ямку на дороге.
В автобусе было душно. Солнце накалило кузов, в салон просачивался
едкий запах гари.