"Генри Каттнер. Прохвессор накрылся" - читать интересную книгу автора

ноги.
Мы тогда, помню, переехали в Голландию. Мамуля всегда была
неравнодушна к человеку, который помог нам выбраться из Лондона. В его
честь дала имя крошке Сэму. А фамилию того человека я уж позабыл. Не то
Гвинн, не то Стюард, не то Пипин - у меня в голове все путается, когда я
вспоминаю то, что было до войны Севера с Югом.
Вечер прошел, как всегда, нудно. Папуля, конечно, сидел невидимый, и
мамуля все злилась, подозревая, что он тянет маисовой больше, чем
положено. Но потом сменила гнев на милость и налила ему настоящего виски.
Все наказывали мне вести себя прилично.
- Этот прохвессор ужас до чего умный, - сказала мамуля. - Все
прохвессора такие. Не морочь ему голову. Будь паинькой, а не то я тебе
покажу, где раки зимуют.
- Буду паинькой, мамуля, - ответил я.
Папуля дал мне затрещину, что с его стороны было нечестно: ведь я-то
его не мог видеть!
- Это чтобы ты лучше запомнил, - сказал он.
- Мы люди простые, - ворчал дядя Лес. - И нечего прыгать выше головы,
никогда это к добру не приводит.
- Я не пробовал, честно! - сказал я. - Только я так считаю...
- Не наделай бед! - пригрозила мамуля, и тут мы услышали, как в
мезонине дедуля заворочался. Порой дедуля не двигался неделями, но в тот
вечер он был прямо-таки живчик.
Мы, само собой, поднялись узнать, чего он хочет. Он заговорил о
прохвессоре.
- Чужак-то, а? - сказал дедуля. - Продувная бестия! Редкостные
губошлепы собрались у моего ложа, когда я сам от старости слабею разумом!
Один Сонк не без хитрости, да и то, прости меня, господи, дурак дураком.
Я только поерзал на месте и что-то пробормотал, лишь бы не смотреть
дедуле в глаза - я этого не выношу. Но он на меня не обратил внимания. Все
бушевал:
- Значит, ты собрался в этот Нью-Йорк? Кровь христова, да разве ты
запамятовал, что мы как огня стережемся Лондона и Амстердама - да и
Нью-Амстердама - из боязни дознания? Уж не хочешь ли ты попасть в
ярмарочные уроды? Хоть это и не самое страшное.
Дедуля у нас старейший и иногда вставляет в разговор какие-то
допотопные словечки. Наверное, жаргон, к которому привыкнешь в юности,
прилипает на всю жизнь. Одного у дедули не отнимешь: ругается он лучше
всех, кого мне довелось послушать.
- Ерунда, - сказал я. - Я ведь хотел как лучше!
- Так он еще речет супротив, паршивый неслух! - возмутился дедуля. -
Во всем виноват ты, ты и твоя родительница. Это вы пресечению рода Хейли
споспешествовали. Когда б не вы, ученый бы сюда и не пожаловал.
- Он прохвессор, - сообщил я. - Звать его Томас Гэлбрейт.
- Знаю. Я прочитал его мысли через мозг крошки Сэма. Опасный человек.
Все мудрецы опасны. Кроме разве Роджера Бэкона, да и того мне пришлось
подкупить, дабы... Не важно. Роджер был незаурядный человек. Внимайте же:
никто из вас да не едет в Нью-Йорк. Стоит нам только покинуть сию тихую
заводь, стоит кому-то нами заинтересоваться - и мы пропали. Вся их волчья
стая вцепится и разорвет нас в клочья. А твои безрассудные полеты, Лестер,