"Сергей Кутолин. Длинные ночи адмирала Колчака " - читать интересную книгу автора

нему несколько золотых николаевских десяток и серебрянный гангутский рубль.
В Омске поговаривали, что Колчак, живший в доме, окруженном английскими
пулеметчиками, якобы нарочно спровоцировал выступление рабочих окраин в
Куломзино.
Обиженный Болдырев отказался от власти и выехал под охраной в Японию,
сделав 21января адмиралу Колчаку, как рассказывал ему знакомый адьютант
адмирала, заявление: "Вы подписали чужой вексель, да еще фальшивый, расплата
по нему может погубить не только Вас, но и дело, начатое в Сибири. Я
испытываю отвращение к повсеместному мелкому предательству, к нарушению прав
чести, к циничному отказу от обязательств, принятых на себя в столь,
казалось бы, грозный час общей опасности".
А балы шли своим чередом. Лилось шампанское, офицеры устраивали
праздники красоты, а первые места неизменно присуждались Гришиной-Алмазо-
вой, так похожей по своим поступкам то на мадам де Сталь, то на Соньку
Золотую Ручку.
Теперь, после долгих лет раздумий, Иван Семенович понимал, что генерал
Пепеляев посылал его к Болдыреву для того, чтобы своевременно предупредить
главнокомандующего Уфимской Директории о готовящемся перевороте. Ведь в это
время генерал Пепеляев как командующий Среднесибирским корпусом, находящемся
на пермском направлении, встречался в Екатеринбурге с выезжавшим для
выступлений перед войсками английским полковником Уордом, генералом Гайдой и
военным министром в правительстве Директории Колчаком.
Самодовольная физиономия Уорда замаячила, закачалась перед лицом Ивана
Семеновича. Ни слова по-русски, только английский текст.
Не успевающий за парламентскими речами полковника скомканный текст
русского переводчика. Создавалось впечатление, что для полковника необъятные
просторы Сибири и холода, перепугавшееся от революции купечество,
попрятавшее свои кубышки подальше до лучших времен, офицерство, очухавшееся
от большевистского ада и принимавшее усилия к спасению России, - все это
представлялось в голове и речах полковника на один манер с парламентарной
Англией, с рациональностью лондонцев.
Полковник не знал и не понимал России, не понимал того факта:"....в
Россию можно только верить!".
Сотни тысяч пар сапог, комплектов обмундирования и военного снаряжения
переданное русской Сибирской армии англичанами подкрепляли словоохотливость
полковника, делали его лекции и спичи, как это казалось ему самому
вдохновенными, содержательными, и он с полным недоумением воззрился на эти
не страдавшие от недоедания физиономии, когда они хором взревели: "Боже Царя
храни...".
Совсем немного старше Ивана Семеновича, генерал Гайда, молодцеватый
офицер чехословацкого корпуса, как представлял его себе Иван Семенович, был
вечно на иголках. Когда он сидел, носок его лакированного сапога крутился и
вертелся в разные стороны, а ноздри генерала слегка раздувались, словно бы
желали принять изрядную дозу кокаина. Гайда не нюхал кокаина. Но его
состояние неизменно сопутствовало ему, когда нос генерала чувствовал
жареное.
Корпус ранее плененных чехословаков и при - мкнувшие к ним итальянцы,
поляки, как блохи, облепили сибирскую железную дорогу.
Бескрайние просторы Сибири были для них равносильны смерти. Все это,
ранее плененное Россией воинство, мучительно цеплялось за железнодорожные