"Генри Каттнер, Кэтрин Л. Мур. Назовем его Демоном (другой перевод)" - читать интересную книгу автора

наполняли темноту. Мысли о красной еде и других временах и местах, где
такую же красную еду протягивали ЕМУ другие руки.
Неслыханно! Воспоминания не касались Земли, они не касались этого
времени и пространства. ОН много путешествовал, этот Руггедо, и под
многими личинами. ОН вспоминал теперь, в потоке бесформенного расщепления,
ОН вспоминал, как разрывал меховые бока, пищавшие под ЕГО пальцами,
вспоминал поток горячей красной жидкости, струившейся сквозь эти шкурки.
Ничего подобного Джейн не могла раньше даже вообразить.
ОН вспоминал огромный двор, мощеный чем-то странным, и что-то яркое в
цепях, в центре двора, и кольцо наблюдающих глаз, когда ОН вышел и
направился к жертве.
Когда ОН вырывал свою долю из гладких боков, цепь клацала в такт ЕГО
жевавшему рту.
Джейн попыталась закрыть глаза и не смотреть. Но видела она не
глазами. Она испытывала чувство стыда и легкого отвращения, ибо тоже
присутствовала на этом пиршестве, вместе с Руггедо, ощущая сладкий вкус
красного вещества, и луч экстаза пронзил ее голову так же, как и ЕГО.
- Вот и ребятишки идут, - донесся откуда-то издалека голос тети
Гертруды.
Вначале Джейн не поняла смысла ее слов, но потом вдруг она ощутила
мягкость колен бабушки Китон и опять очутилась в знакомой обстановке.
- Не стадо ли слонов мчится по лестнице? - говорила тетя Гертруда.
Они бежали. Теперь Джейн слышала их.
Собственно, они создавали гораздо меньше шума, чем обычно. На полпути
они замедлили бег, и до слуха Джейн донесся взрыв голосов.
Дети вошли. Беатрис была немного бледной, Эмилия - розовой, с
припухшими глазами, Чарльз что-то взволнованно бормотал, но у Бобби,
самого младшего, вид был угрюмый и скучный. При виде тети Гертруды их
оживление удвоилось, хотя Беатрис обменялась с Джейн быстрым значительным
взглядом.
Шум, возгласы, приветствия. Вернулись дяди. Началось обсуждение
поездки в Санта-Барбару, но напряженное это веселье каким-то образом
разбивалось о тяжелое молчание.
Ни один из взрослых не оглядывался, но всех томило предчувствие
чего-то плохого.
Только дети - и даже тетя Гертруда не примыкала к их числу -
сознавали полную ПУСТОТУ неверного дяди. Позиция ленивого, вялого,
полубессознательного существа. Внешне он имел убедительный человеческий
облик, как будто никогда не сосредотачивал свой голод под этой крышей,
никогда не позволял своим мыслям крутиться в сознании детей, никогда не
вспоминал о красных влажных празднествах, происходивших в другие времена и
в других местах.
Теперь он испытывал насыщение. Переваривая, он стал излучать
медленные дремотные волны, и все взрослые зевали и удивлялись - почему. Но
даже теперь он был пустым, ненастоящим. Чувство, что он здесь никто, не
покидало маленькие, острые, во все проникающие сознания, которые видели
его таким, какой он есть.