"Генри Каттнер. Механическое эго" - читать интересную книгу автора

Позади зазвонил телефон. Мартин оглянулся. Его губы искривились в
презрительную улыбку. Изящным движением смахнув пылинку с лацкана пиджака,
Мартин взял трубку, но ничего не сказал. Наступило долгое молчание. Затем
хриплый голос взревел:
- Алло, алло, алло! Вы слушаете? Я с вами говорю, Мартин!
Мартин невозмутимо молчал.
- Вы заставляете меня ждать! - рычал голос. - Меня, Сен-Сира!
Немедленно быть в зале! Просмотр начинается... Мартин, вы меня слышите?
Мартин осторожно положил трубку на стол. Он повернулся к зеркалу,
окинул себя критическим взглядом и нахмурился.
- Бледно, - пробормотал он. - Без сомнения, бледно. Не понимаю, зачем
я купил этот галстук?
Его внимание отвлекла бормочущая трубка. Он поглядел на нее, а потом
громко хлопнул в ладоши у самого микрофона. Из трубки донесся
агонизирующий вопль.
- Прекрасно, - пробормотал Мартин, отворачиваясь. - Этот робот оказал
мне большую услугу. Мне следовало бы понять это раньше. В конце концов,
такая супермашина, как ЭНИАК, должна быть гораздо умнее человека, который
всего лишь простая машина. Да, - прибавил он, выходя в холл и сталкиваясь
с Тони Ла-Мотта, которая снималась в одном из фильмов "Вершины". - МУЖЧИНА
- ЭТО МАШИНА, А ЖЕНЩИНА... - Тут он бросил на мисс Ла-Мотта такой
многозначительный и высокомерный взгляд, что она даже вздрогнула, - А
ЖЕНЩИНА - ИГРУШКА, - докончил Мартин и направился к первому просмотровому
залу, где его ждали Сен-Сир и судьба.


Киностудия "Вершина" на каждый эпизод тратила в десять раз больше
пленки, чем он занимал в фильме, побив таким образом рекорд "Метро -
Голдвин - Мейер". Перед началом каждого съемочного дня эти груды
целлулоидных лент просматривались в личном просмотровом зале Сен-Сира -
небольшой роскошной комнате с откидными креслами и всевозможными другими
удобствами. На первый взгляд там вовсе не было экрана. Если второй взгляд
вы бросали на потолок, то обнаруживали экран именно там.
Когда Мартин вошел, ему стало ясно, что с экологией что-то не так.
Исходя из теории, будто в дверях появился прежний Никлас Мартин,
просмотровый зал, купавшийся в дорогостоящей атмосфере изысканной
самоуверенности, оказал ему ледяной прием. Ворс персидского ковра
брезгливо съеживался под его святотатственными подошвами. Кресло, на
которое он наткнулся в густом мраке, казалось, презрительно пожало
спинкой. А три человека, сидевшие в зале, бросили на него взгляд, каким
был бы испепелен орангутанг, если бы он по нелепой случайности удостоился
приглашения в Бэкингемский дворец.
Диди Флеминг (ее настоящую фамилию запомнить было невозможно, не
говоря уж о том, что в ней не было ни единой гласной) безмятежно возлежала
в своем кресле, уютно задрав ножки, сложив прелестные руки и устремив
взгляд больших томных глаз на потолок, где Диди Флеминг в серебряных
чешуйках цветной кинорусалки флегматично плавала в волнах жемчужного
тумана. Мартин в полутьме искал на ощупь свободное кресло. В его мозгу
происходили странные вещи: крохотные заслонки продолжали открываться и
закрываться, и он уже не чувствовал себя Никласом Мартином. Кем же он