"Сергей Кусков. Узел Гордея" - читать интересную книгу автора

привели его к местным философам.
Поначалу обе стороны показались интересны друг другу. Гордей
рассказывал им о море и чужих берегах; философы мало что понимали из его
слов, но не признавались в этом, дабы не уронить авторитета. В свою очередь,
он спрашивал их о смысле жизни - о том, что его интересовало прежде всего.
Из их ответов он вообще ничего не понял, в чем честно признался; а когда ему
снисходительно объяснили, что философские истины доступны лишь посвященным,
заявил о своем намерении войти в их число.
Это намерение вызвало в среде философов сильнейшее неприятие и
возмущение, но сказать прямо: дескать, шел бы ты, моряк, с печки бряк, до
своей матросни - им не позволяло воспитание, и они принялись доводить до
него ту же мысль полу- и четверть-намеками. Разговаривали при нем
непонятными словами, а когда он просил объяснить, что это такое,
демонстративно ужасались: как можно не знать простейших вещей! Говорили
этими же словами о нем самом, а он даже обидеться на них не имел
возможности: то, что он посчитал бы обидным прозвищем, вполне могло на
поверку оказаться изощренным философским термином. Пару раз он так купился,
а эти гады ржали, как кентавры!
Но и представления философов об окружающем мире часто решительно
расходились с личным опытом Гордея. Один, например, всерьез утверждал, что
Земля не плоская, а круглая, как шар, и небо - не купол, а тоже вроде шара,
и ни в одном месте с Землей не соприкасается. Другой как-то сказал, что
никаких богов на Олимпе нет; он якобы однажды туда забрался и никого не
нашел. Гордей, конечно, не поручился бы за всех богов разом, но в том, что
Посейдон, бог моря, существует, был уверен абсолютно. И, кстати,
последовавшие вскоре события укрепили его уверенность. Через пару дней после
этого разговора со стороны недалекого моря ветер нагнал тяжелые тучи, из них
полился проливной дождь, а затем разразилась настоящая буря. Сутки она
свирепствовала, ломая деревья (некоторые упали на дома в городке); ближайшая
речка вспухла и вышла из берегов, и, если бы город стоял на берегу моря,
его, наверное, попросту размыло бы волнами.
В тот летний вечер все шло, как всегда. Философы разговаривали вычурно,
бросая в сторону Гордея многозначительные взгляды, тот мрачно молчал. Многое
он уже понимал, но они находили все новые заковыристые слова - сколько же у
них еще в запасе?!
Положение Гордея усугублялось тем, что он не пил критского розового,
тем более разбавленного. (Это что, вино? Это ж подкрашенная водица!) На суше
все только так и пьют вино - разбавив наполовину водой; ну, а на флоте в
цене карфагенское крепкое. Тамошние виноделы, по слухам, добавляют в него
какую-то огненную воду; они якобы покупают ее в Египте, где жрецы ревностно
охраняют секрет ее приготовления, наряду с другими секретами великого и
древнего искусства "хеми". И вот ведь - пакостное государство Карфаген,
однако только этим вином и спасаются греческие моряки в холодных водах за
Касситеридами, где плавают огромные ледяные горы. И уж разбавлять - никто и
не заикается о такой глупости!
Будь Гордей пьян, он, наверное, сцепился бы с ними, может, надавал бы
по мордам; однако в трезвом виде он понимал, что общепринятый способ
доказательства своей правоты в этой компании не работает. Даже наставив им
всем под глазами фонарей (честное слово, его бы на это хватило!), он никого
и ни в чем бы не убедил.