"Олег Курылев. Руна смерти " - читать интересную книгу автора

слегка высовывался микрокалькулятор, под которым позвякивали монеты. Тут же
находилась гелевая ручка и месячный проездной билет на троллейбус. В заднем
кармане штанов лежала небольшая стопка сложенных вдвое купюр и какая-то
замусоленная бумажка не то с телефоном, не то с адресом. Потрогав передние
карманы джинсов, он констатировал наличие в одном из них полупустой пачки
сигарет, а в другом зажигалки. "Вроде всё на месте", - удовлетворенно
подытожил Антон. Он потер коченеющие руки и еще раз огляделся.
За простирающейся в обе стороны от него решеткой находился большой и,
очевидно, старый парк. Между высоких деревьев виднелись аккуратные дорожки
аллей, а дальше располагалось какое-то длинное здание. Антон сошел с
тротуара на мостовую и отошел на несколько шагов. Над кронами деревьев видна
была только часть красно-бурой крыши с многочисленными слуховыми окнами. Но,
повернув голову чуть левее, Антон увидел высокую башню с часами, вероятно
находившуюся в центре этого огромного здания. Прищурившись, он разглядел на
часах положение стрелок - что-то около пяти минут восьмого. Вот только утра
или вечера? Он сверился со своими часами. На них цифры и стрелки показывали
ровно двенадцать часов дня.
"Всё-таки где я?"
Это была первая по-настоящему тревожная мысль.
Школьный учитель немецкого языка Антон Дворжак, тридцати шести лет от
роду, проживал в Иркутске от рождения и до настоящего времени. Изредка он
бывал в других городах России, но никогда не выезжал за рубеж. Однако, глядя
сейчас на башню с часами и пирамидальным шатром, по четырем углам которого
располагались еще четыре небольшие декоративные башенки со своими маленькими
шатрами, рассматривая сложную кирпичную кладку стен, он явственно осознавал,
что не только в его родном городе, но и во всей России нет и никогда не было
такого сооружения. И хотя, кроме Москвы и тогда еще Ленинграда, он бывал
лишь в десятке других русских городов, но всю жизнь, глядя по вечерам
телевизор, он никогда не видел ничего подобного. Такой домище наверняка был
бы ему известен, тем более что Антон, особенно в юности, всерьез увлекался
архитектурой. Он знал назубок центральные районы Москвы и Петербурга, где
провел в общей сложности за все свои приезды чуть более полугода. Он тонко
чувствовал разницу между готикой французской и немецкой, ранней, отягощенной
чертами тяжеловесной романской архитектуры и отточенной до совершенства
поздней, отличал английский готический собор от континентального. Теперь он
понемногу приходил к выводу, что либо временно сошел с ума, либо потерял
значительный кусок памяти. И вывод этот он сделал на основании одного
неопровержимого факта - в данный момент он не в России!
"Прямо "Кин-дза-дза" какая-то получается, - подумал Антон. - Может, я
куда поехал по путевке и напился с радости до чертиков? Но симптомов
похмелья что-то не ощущается. Да и раньше такого не бывало. То есть
напиваться-то приходилось, куда ж без этого, но так основательно терять
память..."
Антон вспомнил виденную им недавно по телевизору передачу об одном
человеке, которого нашли где-то на вокзале и который ничего о себе не знал.
Он выглядел вполне нормальным: не бич, не травмирован. Но умел только
говорить и читать. Не помнил даже, как его зовут и сколько ему лет. Так и
парился три месяца в одной из московских клиник с диагнозом "потеря
автобиографической памяти".
"Неужели и со мной приключилось что-то подобное?"