"Ева Кюри. Мария Кюри" - читать интересную книгу автора

от нее! У Эли вид еще хороший. Но Маня уж очень бледная, да и вся какая-то
понурая...
Пройдя сад, вся троица попадает в тот квартал, где родилась Маня.
Здесь, в Старом Място, улицы гораздо занимательнее, чем в новом городе. На
скатах высоких крыш лежит пушистый свежий снег, а серые фасады небольших
домов привлекают глаз многообразием рельефного орнамента: тут и изображения
святых, и всякие карнизы, а среди них - силуэты животных, играющих роль
вывесок для разных лавочек, гостиниц и трактиров.
В морозном воздухе звонко перекликаются церковные колокола. А сами
церкви напоминают о детстве Мани. Вот костел Святой Марии, где крестили
Маню; а вон храм доминиканского монастыря, где Маня впервые причащалась, -
день, памятный клятвой Мани и двоюродной сестры Хенрики, давших обет
проглотить священную облатку, не прикасаясь к ней зубами. А вон и костел
Святого Павла, куда ходили девочки по воскресеньям слушать проповедь на
немецком языке.
Да и пустая, подвластная ветрам площадь в Новом Място хорошо знакома
Мане. Семья Склодовских жила на ней целый год после выезда из гимназической
квартиры. Каждый день утром Маня, ее мать и сестры ходили в часовню Божьей
матери, в это причудливое и очаровательное здание с квадратной башней,
сложенное уступами из красноватого источенного веками камня, с косыми
контрфорсами, цеплявшимися за верхний гребень, который высится над Вислой.
Тетя Люця делает знак девочкам, предлагая зайти в знакомую часовню.
Маня проходит за толстую готическую дверь и, сделав несколько шагов в
сумрачную глубь часовни, с трепетом опускается на колени. Как горько прийти
теперь сюда без Зоси, уже не существующей на свете, и без матери, таящей
загадку и, видимо, забытой Божьим милосердием!
Но, веря в Бога, Маня возносит свою мольбу к его престолу. В отчаянии
за мать она горячо просит Иисуса даровать жизнь существу, самому дорогому ей
на свете, а взамен этой жизни предлагает Богу свою жизнь: чтобы спасти мать,
она готова умереть.
Преклонив колена рядом с Маней, шепчут молитвы Эля и тетя Люця.
Все трое выходят из часовни и по сбитым ступенькам лестницы спускаются
к реке. Широкая мощная Висла неприветлива и недовольна. Своими желтыми
струями она обходит песчаные косы, залегшие палевыми островками среди
водоворотов, и бьет в извилистые берега, уставленные купальнями и
портомойнями. Серые прогулочные лодки, летом вовсю используемые оживленными
компаниями веселой молодежи, теперь стоят у берега, без снастей, неподвижно.
Глубокой осенью жизнь кипит только у баржей с яблоками. Сейчас их две -
длинные, большие остроносые расшивы сидят в воде, погрузившись чуть не до
края борта.
Хозяин, в бараньем полушубке, откидывает охапками солому, чтобы
показать товар. Красные, крепкие, точно отполированные, яблоки особенно
бросаются в глаза на мягкой соломенной подстилке, предохраняющей их от
мороза. Горы яблок навалены повсюду - от носа до кормы. Они пришли из
Казимежа-Дольны, красивого городка на Верхней Висле, и плыли день за днем
вниз по течению сюда, в Варшаву.
- Я хочу сама выбирать яблоки... Сама!.. - кричит Эля, откладывая
муфточку и сбрасывая одним движением плеча свой школьный ранец; тотчас же ее
примеру следует и Маня.
Для девочек нет ничего веселее этих яблочных походов. Яблоки перебирают