"Кэтрин Куртц. Легенды Дерини" - читать интересную книгу автора

людей, как это делает литература. Разумеется, кто-то может мне возразить,
что подобное действие оказывает и музыка в своей способности влиять на
настроение слушателя и даже давать толчок его творческим способностям;
многие артисты самых разнообразных жанров часто слушают музыку, занимаясь
собственным искусством.
Но слушание в чем-то сродни чтению; здесь все дело в истолковании,
интерпретации, восприятии, хотя, возможно, - в более абстрактном смысле.
Композитор в деянии чистого творения так же, как и литератор, является
абсолютным одиночкой. Точно так же здесь появляется необходимость сперва
сформулировать некую концепцию, задумку, а затем расставить на бумаге черные
символы-значки (будь то ноты или буквы), чтобы выразить свою задумку в некой
форме, доступной внешней аудитории, которая должна быть способна понять, что
задумал автор. В этом отношении слова и музыкальные ноты имеют между собой
определенное сходство. Однако между композитором и слушателем встает еще
промежуточная фигура исполнителя, - и то, что он вносит в музыку, которую
играет.
Последнее само по себе уже является формой искусства, причем такой,
которая меня, как человека стороннего и непосвященного, всегда наполняет
изрядным благоговением, в особенности когда речь идет о симфониях и хоралах.
Возможно, это происходит оттого, что я выросла в семье музыкантов, - у нас в
родне был флейтист, кларнетист, трубач и солист хора. До сих пор чисто
по-человечески меня не перестает изумлять, как десятки людей способны
собраться вместе и, считывая крохотные черные закорючки со страницы, под
управлением дирижера, использовать свои инструменты, будь то обычный голос
или инструмент из дерева или металла, дабы породить на свет звуки, способные
вызывать самые разнообразные эмоции и чувства в душе слушателя.
Исполнение драматического произведения также требует интерпретации и
умения от актеров и также сочетает разнообразные таланты множества людей,
которыми управляет режиссер, дабы создать артистическую иллюзию,
представляемую на суд публики. В этом отношении то, что мы испытываем в
театре, сходно с ощущениями от музыкального концерта, хотя язык музыки
одновременно более и менее конкретен, нежели язык слов. Театр словесен, но
кроме того и аудио-визуален, а порой и музыкален и, повторюсь, также
включает в себя промежуточные ступени между искусством драматурга и теми
переживаниями, которые в конце концов получает от его творчества театральный
завсегдатай.
Вот, наконец, пусть и несколько окольным путем, это приводит нас
обратно к писательскому мастерству, - и в особенности к художественной
литературе. Разумеется, мы не будем забывать, что и здесь существуют
промежуточные ступени между рукописью автора и печатной страницей, которую
читает человек (либо слушает читаемое в голос), однако здесь речь не идет ни
о какой вольной интерпретации посредника. Разумеется, редактор способен
подправить к лучшему или совершенно погубить произведение, но это все же
редкость, и искусство рассказчика начинается с рожденной в глубине веков
фразы "В некотором царстве, в некотором государстве..." и очень мало
страдает от переноса на печатный лист. В этом отношении писательское
мастерство является, возможно, чистейшей артистической формой, доступной
роду человеческому, невзирая на тот факт, что искусствоведческая
терминология стремится подчеркнуть, что так называемые "изящные" искусства,
как, например, живопись или скульптура, непременно должны включать в себя