"Николай Курочкин. Смерть экзистенциалиста" - читать интересную книгу автора

вплотную и... И увидел, что у нее огромный вздутый живот - такой, будто в
нем тройня, не меньше.
Саломатин повернул обратно и пошел к другу Валерке. Поговорили, выпили,
и Валерий потащил его в общежитие сельхозинститута к знакомым девочкам. В
коридоре напоролись на дежурную преподавательницу. Валерка, которого здесь
все уже знали как морально неустойчивого и отрицательно влияющего, спрятался
за спину друга, и Вовке пришлось одному объяснять, что нужно посторонним
нетрезвым мужчинам в девичьем, да еще борющимся за высокое звание,
общежитии. Завидя, что дежурная преподавательница, не дозвонившись по 02
(все время занято да занято), не шутя ищет -телефон опорного пункта,
Саломатин вмиг протрезвел.
Видимо, в тот вечер его посетило вдохновение: он не только отговорил
дежурную звонить в милицию, но утром долго соображал, где он и что за
Афродита Книд-ская спит рядом. Вот так у них и началось. Вспоминая это
начало, Шура потом со смехом сказала:
- Ты в тот вечер был такой агрессивный, такой петух, что я по долгу
дежурной приняла огонь на себя: такой, как тогда, ты кого-нибудь все равно
уговорил бы, так уж лучше не девушку.
Шура - Александра Васильевна, ученый-ботаник, доцент кафедры экологии,
- была умница, светлая голова. Правда, на пять лет старше Саломатина, но на
вид ровесница ему.
Она дважды - и оба раза неудачно, - была замужем. Первый раз вышла
замуж восемнадцати лет: хороший парень сделал предложение, а замуж все
рвутся, чем она хуже? Через год ушла от мужа и решила больше никогда-никогда
не выходить замуж. Разве только по большой, настоящей любви.
Большая и настоящая встретилась через полгода после развода. Они жили
душа в душу, прожили три года (детей не заводили: он так любил Шуру, что не
хотел, чтобы между ними кто-то был), а потом Шура узнала, что есть другая,
которая вот-вот родит ее мужу ребеночка. Что любит он одну Шуру, как и
прежде, но ему любой ценой нужно удержаться в городе, а у "другой" и
жилплощадь, и влиятельный папа, и даже своя, подаренная папой, но не папина,
а на нее записанная "Волга". У Шуры тогда была комната в общежитии,
групповая детдомовская фотография над казенной кроватью и никаких связей.
Любимый и любящий спросил, как бы на его месте поступила она, умница и
светлая голова. Шура подумала и сказала, что, будь она на его месте, она
хватала бы свои манатки и тикала бы на улицу, пока с лестницы не турнули.
Любимый и любящий сказал, что это очень резонно, и так он и сделал.
С тех пор Шура запретила себе и думать о замужестве. До тридцати трех
- решила она - буду жить в свое удовольствие, а там рожу дочурку от
какого-нибудь синеглазого брюнета, физически абсолютно здорового и
психически нормального (ум и рост необязательны, у самой хватит), и буду
жить дальше - в свое и дочкино удовольствие. А если получится сын, решила
отказаться и оставить в родилке. Пусть забирает кто хочет.
Пока ей еще не стукнуло тридцать три, "свое удовольствие" означало:
работа, общественные нагрузки, наука "для души", в свободное время - чтение
и вязание, по воскресеньям - Саломатин и вязание, по праздникам -
Саломатин, мускат и вязание. Отпуск - две бурные недели на юге и два месяца
в призейской тайге (Шура изучала биогеоценозы - содружества флоры, фауны и
почвы, поначалу для себя, потом читала факультатив на
охо-товедо-звероводческом отделении, потом создали кафедру экологии, и она