"Августо Кури. Продавец грез " - читать интересную книгу автора

ваши страдания. О! Да вы нечто большее, чем простой эгоист! Если бы меня
попросили, я могло бы начать перекачивать еще и мужество! Не отворачивайтесь
от жизни, ваше эгоцентричество!
И, подталкивая самоубийцу, незнакомец попросил его при слушаться к
тому, что происходит в его груди, и убедиться в том, что его сердце трепещет
в отчаянии.
Самоубийца почувствовал, как колышется его сорочка. Он не замечал, что
его сердце может вот-вот разорваться. Было такое ощущение, что оно буквально
кричало в груди. Самоубийца охладил свой пыл. Его взволновало воздействие,
которое слова незнакомца оказали на его размышления. Однако, когда
самоубийца, казалось, был окончательно побежден, он проявил тот минимум
решительности, который у него еще оставался.
- Я уже приговорил себя к смерти. Это окончательно.
Тогда оборванец нанес ему последний удар.
- Вы себя уже приговорили? А вам известно, что самоубийство - это
приговор самый что ни на есть несправедливый? Ибо тот, кто налагает на себя
руки, исполняет приговор в условиях, когда приговоренный даже не имеет права
на защиту. Почему вы сами себя приговорили, не дав себе же права на защиту?
Почему вы не даете себе права поспорить с собственными иллюзиями, понять,
какие потери вы понесете, побороть свои мысли, полные пессимизма? Легче
всего сказать, что в жизни нет смысла... На самом деле вы просто
несправедливы по отношению к себе самому!
Было видно: незнакомец очень хорошо знает, что люди, думающие о
самоубийстве, не понимают, что означает конец их существования. Он знал, что
если бы самоубийцы сознавали, в какое отчаяние впадут их близкие и какими
ужасными будут последствия самоубийства, то вернулись бы к жизни и стали бы
защищать себя. Он понимал, что никакое письмо, никакая предсмертная записка
оправдательными документами быть не могут. Человек, который сейчас стоял на
крыше здания "Сан-Пабло", оставил своему единственному сыну записку, пытаясь
объяснить то, что никакому объяснению не поддается.
Он также разговаривал с психиатрами и психологами о своих взглядах на
самоубийство. Его мысли анализировали, интерпретировали, ему ставили
диагноз. Ему неоднократно объясняли, в чем заключаются изъяны его
мыслительного процесса. Несмотря на то что ему не раз советовали преодолеть
свои душевные недуги и посмотреть на них с иных точек зрения, достучаться до
сознания этого упорного интеллектуала никак не удавалось. Ни одно из этих
психиатрических вмешательств, ни одно из объяснений не могло вывести его из
эмоционального тупика, в который он попал.
Человек был недоступен. Однако теперь он впервые был ошеломлен
явившимся на крышу незнакомцем. Одежда и более чем скромный облик делали
этого человека похожим на нищего, просящего милостыню. Но мысли, которые он
высказывал, и действия, которые совершал, выдавали в нем специалиста,
способного достучаться до ума, недоступного другим. Его слова скорее
вызывали беспокойство, чем спокойствие. Похоже, ему было известно, что без
волнения нет дискуссии, а без дискуссии не удастся найти альтернативное
решение, не открывается весь диапазон возможностей. Беспокойство самоубийцы
возросло настолько, что он наконец решил задать пришельцу вопрос. Он долго
сопротивлялся этому желанию, поскольку, как он мог судить по тому, что
происходило ранее, таким образом он бы сделал шаг на минное поле. И все-таки
он сделал этот шаг.