"Михаил Кураев. Жребий N 241" - читать интересную книгу автора

как в прошлом году..." "С моей стороны мое ровное чувство"

"Пишите, если найдете желание..." На что рассчитывал с такими

текстами этот Канавин?! Такие письма пишут только немцы в русских водевилях,

или какой-нибудь господин Лужин из страшненького романа.

Младшая сестра моего отца, стало быть, тетка, рассказывала, как в юные свои

годы, рассматривая открытки с видами Берлина, Лейпцига и Женевы, она спросила у

своей мамы, моей бабушки, кто такой "Н. Канавин".

"Он хотел быть моим мужем",-- сказала бабушка.

"Как!-- удивилась юная еще в ту пору тетка, бывшая уже четвертым

ребенком,-- тогда мы были бы не Кураевы, а Канавины?!"

"Вас вообще могло не быть",-- сказала бабушка.

И о Канавине, с его "ровным чувством искренней дружбы", больше ни

слова!

Претендентки на руку и сердце молодого врача, игравшего в любительских

концертах на скрипке и прекрасного конькобежца, документальных свидетельств по

себе не оставили, но сохранились безусловно достоверные предания, во все

времена имеющие хождение наравне с документами.

Это было в Воскресенске. Это было зимой. Это было на катке.

Некая Леночка Янковская, влюбленная в деда и оберегавшая его даже от мнимых

соперниц, набросилась на катке на бабушку, принародно обвиняя ее в том, что

из-за ее неловкости (это бабушкина-то неловкость!) разорвалась цепь державшихся

друг за дружку катальщиков и катальщиц, так называемая "змейка",

раскрученная стоящим в центре самым сильным и умелым конькобежцем, естественно,

дедом. Доктор Кураев, уже второй год работавший на одной из фабрик М. С.

Попова, в чьей конторе на Петровке впоследствии привольно разместилось