"Андрей Кураев. Кино: перезагрузка богословием " - читать интересную книгу автора

Отец Андрей: Для начала я хотел бы отметить "голливудскость" этого
фильма. Ведь стиль, идеал и способ восприятия жизни, реакция на затруднения,
котрые предлагаются в нем - все это чисто голливудская, американская модель.
На языке богословия это называется "миссионерская инкультурация".
Скажем, когда я приеду в Китай, то я вместо "В начале было слово..." скажу
"В начале было дао...", но это все равно будет не проповедью даосизма, а
проповедью христианства. Так вот, с фильмом "Брат" мне представляется ровно
такая же вещь: это проповедь американизма, но на русском языке.
В этом смысле она становится, быть может, еще опаснее, чем очередной
боевик со Шварценеггером. Если бы это был обычный фильм среди прочих, я бы
на это так не реагировал. Но вот когда пытаются представить, что это и есть
выход из нашего кризиса, что это и есть будущее России, когда из этого
фильма экстрагируют национальную идею, мне кажется, это уже слишком.
С.Верейкин: Как вы считаете, все это исходит от создателей фильма - или
же зарождается где-то в обществе, вокруг фильма, а потом применяется
непосредственно к картине?
Отец Андрей: Мне кажется, что все-таки это исходит от авторов. В фильме
есть одна деталь, которая роднит его, как ни странно, с иконой. Отличие
иконы от картины состоит в том, что икона не претендует на то, чтобы создать
свой замкнутый мир, свое пространство. Принцип обратной перспективы в иконе
предполагает, что икона "выливается" в твою комнату, в твою жизнь. Она не
отгорожена от тебя рамкой, она оттуда входит в тебя.
Или другой пример: спектакли Театра на Таганке семидесятых годов, когда
актеры начинали лицедейство в вестибюле или даже у входа в театр и люди еще
не понимали, что спектакль уже начался.
В фильме "Брат" очень длинные титры. При этом параллельно уже идет
действие. То есть фильм вроде бы начался, а вроде бы и нет.
Вдобавок подчеркивается близость фамилий исполнителя и главного героя,
ряд героев просто действует под своими реальными именами - все это говорит о
том, что фильм с самого начала рассчитан на стирание границы между экраном и
жизнью.
В.Легойда: Мне кажется, что второй фильм намного более американский,
чем первый. С моей точки зрения, первый фильм гораздо правдивее. (Я готов
сказать, что вот это герой нашего времени, но не с точки зрения идеала,
каким он должен быть, а в реальности. Если есть герои, то они такие, а
хорошо это или плохо - это уже следующий вопрос.)
В первом "Брате", на мой взгляд, нет особой "голливудскости".
Вспомните: в конце Данила прощает брата и говорит: "Ладно, ладно, брат...
Что ты... А деньги-то где?" И здесь нет ничего голливудского, потому что
Данила не герой-образец-для-всех-телезрителей, который лихо всех перестрелял
и восстановил справедливость. Он не справедливость восстанавливает, а брату
помогает...
Отец Андрей: По логике фильма, именно именно это и есть восстановление
справедливости. На протяжении всей картины Данила выполняет за брата работу.
И поэтому он берет заработанные деньги. По логике самого фильма, это
справедливо. Есть масса голливудских фильмов, где мы видим подобную
концовку: например, детектив, уходит из полиции, разругавшись со своими и
убив всех мафиози, но при этом уносит чемодан денег, отобранных у мафии.
В.Легойда: Нет, по-американски - это "Крутой Уокер", где однозначно