"Андрей Кураев. Раннее христианство и переселение душ" - читать интересную книгу автора

формулируется принцип, который можно признать слабым предвестием богословия
ап. Павла: "За голову голову пусть оставит" [41]. Выкуп за жизнь - смерть.
Чтобы выйти из ада, Нинлиль должна оставить там зачатого и рожденного ею в
ее преисподних странствиях сына. Но для людей вряд ли есть и такая
надежда... Ведь миф о Нинлиль не столько старается дать людям надежду,
сколько объяснить им, почему луна светит во тьме, почему сын богов оказался
в мире тьмы и смерти. Это скорее астральный миф, чем сотериологический.
В шумерских и вавилонских текстах не только нет никаких упоминаний о
реинкарнации или "карме", но весь строй их представлений о смерти
несовместим с надеждами на реинкарнацию.
Идея переселения душ совсем не является столь древней и столь
всеохватывающей, как того хочется теософам. И у семитов (которыми являются
аккадские племена, покорившие Шумер и создавшие собственно вавилонскую
цивилизацию), и у арийцев в древности были похоже-пессимистические взгляды
на смерть: "Согласно наиболее ранним представлениям, расставшаяся с телом
душа - урван - на три дня задерживалась на земле перед тем, как сойти вниз,
в подземное царство мертвых, в котором правил Йима (по санскритски - Яма).
Йима был первым царем на земле и первым из умерших людей. В царстве Йимы
души жили как тени, и зависели от своих потомков, которые продолжали
пребывать на земле... По-видимому незадолго до того, как индоарийцы и иранцы
отделились друг от друга, у них возникли новые представления о загробной
жизни. Они заключались в том, что по крайней мере некоторые из них могут
избежать устрашающей участи вечного безрадостного существования на том
свете, а души некоторых людей после смерти могут взлететь и присоединиться к
богам в светлом раю, где они познают всевозможные удовольствия" [42].
Идея реинкарнации, как видно, не появляется и вместе с этими новыми
представлениями. Но еще важнее то, что наиболее архаичная индоарийская
танатология не знает ни возвращения человека к жизни на земле, ни обещаний
радостной "загробной жизни".
"В языческие времена иранцы, очевидно, считали, подобно индоарийцам
ведической эпохи, что всякая блаженная душа, достигнув рая, соединится со
своим воскресшим телом, чтобы снова вести счастливую жизнь, полную
чувственных ощущений. Зороастр учил, что души праведных должны ожидать этого
высшего блаженства до момента Фрашегирд ("чудоделания"), когда они получат
"будущее тело", а земля отдаст кости своих умерших (Ясна 30, 7)" [43].
Конечно, это будет преображенное тело: оно не пострадает от прикосновения
потока раскаленного металла, в который превратятся горы.
Позднее зороастрийцы усвоили идею разных путей. Праведников ждет вечная
радость "в сонмах небесных язатов"; грешников ждут вечные муки в преисподней
(кстати, по верованию зороастрийцев-огнепоклонников, страшная казнь ждет
тех, кто сжигает тела: те, кто бросил труп в огонь, казнятся как
осквернители божества) [44]. Для людей, совмещавших добрые и злые дела,
возможен выход из мук чистилища - но не назад, на землю, а в рай.
Перевоплощения в другие тела здесь нет.
Да и в самой Индии наиболее авторитетные и древние религиозные системы
также не знали ничего о реинкарнации [45]. Вопреки уверению Блаватской в
том, что "идеи кармы и перевоплощения составляют основу морали во всех
древних св. писаниях Востока" [46], "Веды" (они начинают склыдываться в
XVI-XV вв. до Р. Хр.) не знают о перевоплощениях. Лишь спустя тысячелетие
доктрина реинкарнации появляется в "Упанишадах" (VII-V вв. до Р. Хр.). Но