"Владимир Кунин. Коммунальная квартира" - читать интересную книгу автора

А Елена Ивановна взяла и выключила свой свет в коридоре. Мама сказала:
- Ах да!.. Простите!.. - И включила наш свет.
Елена Ивановна - ответственный съемщик, и она один раз в кухне на
собрании жильцов нашей квартиры сказала, что если в коридоре находятся два
человека одной семьи, то и свет должен ихний гореть.
Тут в коридоре стало совсем светло, потому что у нас с мамой лампочки
очень яркие, и мама опять повернулась к Елене Ивановне:
- Что он еще натворил?..
"Еще"! Как будто я всю ночь не спал и только и делал, что творил!.. Как
будто она не видит, что я только что проснулся и вообще стою в одних трусах!
Как будто она не знает, куда я бежал!..
Как только мама начинает говорить обо мне таким тоном, я ее сразу же
перестаю любить. Ну просто кошмар, как перестаю! Она иногда еще с Анастасией
Кондратьевной так говорит, с нашим классным руководителем. Будто она заранее
согласна, что во всем виноват только я. В такие минуты я готов ее обвинить в
предательстве! Мне после этого ничего не хочется. Ни "доброе утро" никому
говорить, ни завтракать... Ничего. Хочется уйти куда-нибудь, убежать,
поступить в интернат с английским языком, окончить его и уехать послом в
Африку, в джунгли, переводить неграм все, что они там не понимают...
Интересно, что бы тогда мама говорила!
- Так что он еще натворил? - повторила мама.
- Ничего, ровным счетом ничего, - сказала Елена Ивановна и почему-то
поклонилась маме. - Если не считать, что одиннадцатилетний мальчик ругается,
как ломовой извозчик, то тогда ровным счетом ничего...
- Что ты сказал Елене Ивановне? - плохим голосом спросила меня мама.
- Ничего я ей не сказал. Пусть не врет...
Елена Ивановна еще раз поклонилась маме и сказала:
- Пожалуйста!..
- Как ты смеешь так разговаривать со взрослыми?! - крикнула мама. -
Отвечай сейчас же!
Я, конечно, промолчал.
Когда взрослые кричат: "Как ты смеешь?..", или "Как у тебя язык
повернулся?..", или "Как тебе не стыдно?..", то это вовсе не значит, что им
нужно, чтобы я подробно объяснил, как я смел, или как у меня язык
повернулся, или как мне стыдно. Вот как раз в этот момент им очень нужно,
чтобы я молчал, а они могли бы кричать дальше.
- Марш немедленно в ванную! - крикнула мама. - Я еще с тобой
поговорю!..
Мама хлопнула дверью нашей комнаты, а Елена Ивановна запела: "Мы
пригласили тишину на наш прощальный ужин" - и пошла в кухню. Она всегда пела
с утра про ужин. Я поплелся в ванную, так и не узнав, что это был за "Багаж
срочной отправки".
Мне ничего не хотелось. Ничего. Я даже не знал, кого я сейчас больше
ненавижу - Елену Ивановну или маму. Елену Ивановну я ненавидел всегда,
постоянно и очень ровно. А маму редко. Вот в такие минуты. Но очень сильно.
И мне всегда было жалко ее. Ну почему, почему мама должна кричать на меня
только для того, чтобы показать Елене Ивановне, что она с ней согласна?
Почему мама не может кричать на Елену Ивановну? Я где-то читал, что тигрица
за своих тигрят на слона бросается! Вот это мать! А моя, наверное, никогда
так тигрицей и не станет... И потом, зачем вся эта самодеятельность?!