"Геомар Георгиевич Куликов. Спокойствие не восстановлено (Историческая повесть) " - читать интересную книгу автора

Квартальный ухом не повел в сторону Гошки. Словно не слышал его
голоса.
- Чего долдонишь: скрипка, скрипка... - донеслось из толпы. - Вон
она, скрипка, валяется.
- Приобщить к делу! - приказал квартальный.
Гошка не верил глазам. Из толпы подали обломки скрипки.
- Должно, растоптали в суматохе...
- Не может быть... - оторопел Гошка, провожая растерянным взором все
то, что осталось от бесценного творения Гварнери. - Дайте мне!
Он исхитрился перехватить обломки скрипки и крепко прижал их к груди.
Городовой шагнул к Гошке. Тот было хотел нырнуть в толпу, но она не
расступилась. И тяжелая рука городового ухватила его за грудки:
- Отдай, сопляк!
Вторая рука городового сгребла остатки скрипки, и, уже выпуская их,
Гошка увидел на грифе выцарапанную надпись: <Люба>.
- Стойте! Подождите! - не своим голосом закричал Гошка. - Это не та
скрипка! Другая! Я ее знаю! Это <Люба>! Матька на рынке купил. Он Гварнери
украл! И Сережу убил...
От таких речей не только бабы - мужики, поскидав шапки, принялись
креститься:
- Должно, припадочный. Слышь, несет околесицу...
И сколько ни рвался Гошка, как ни протестовал, с помощью доброхотов
из публики был связан по рукам и ногам и, дабы не нарушал покоя
благородных людей и не смущал обывателей, с кляпом во рту, на той же
телеге, что и мертвый Сережа, был доставлен в полицейскую часть. Там
передан на попечение длинномордому с пудовыми кулаками полицейскому чину.
Тот, словно кутенка, за шиворот схватил Гошку и швырнул в холодную сырую
камеру, где, кроме слежавшейся соломы в углу, ничего не было. Гошка с
грехом пополам докатился до нее - все не на каменном полу - и затих.
Диким сном, бредом представлялось происходящее.
Казалось, стоит потрясти головой, все станет на свои места: камера
обернется дедовой мастерской, и Сережа окажется жив, и даже воскресная
стычка с окаянным Матей из яви уйдет в небытие.
С огромным трудом вытолкнул изо рта кляп и освободился от веревок.
И только-только начал расправлять затекшие ноги, дверь камеры
распахнулась, и вошел длинномордый.
- Шустер! Кто дозволил?
- Чуть не помер... - Гошка испугался, что его опять свяжут.
- Погоди, может, еще и помрешь... - пообещал длинномордый. - Это у
нас проще простого. И чтоб не шуметь у меня! Чтоб тише мыши был, понял?
И поднес к Гошкиному носу огромный волосатый кулак:
- Мне оружию не надо. Одним ударом дух вышибаю...
И чтобы Гошка не почел это за пустую похвальбу и убедился, что имеет
дело с человеком серьезным, ткнул - вроде бы и легонько. Гошка отлетел к
стене камеры, рот его наполнился кровью.
- За что?.. - закричал и осекся, потому что длинномордый сделал
угрожающий шаг.
- За язык. Он, запомни, щенок, не токмо по пословице до Киева, до
могилы может довести.
Три дня просидел Гошка в холодной на воде и хлебе, которые ему раз в