"Алексей Николаевич Кулаковский. Хлеборез " - читать интересную книгу автора

женский, к тому же - гнусавый.
Хозяйка окинула хату вялым, равнодушным взглядом, увидела, что телушка
лежит как раз под той лавкой, которую командир отводит мне, и простодушно
пояснила:
- Она и возле умывальника порой любит полежать, хоть там и сыровато.
Только под стол не лазает, так как их обувка дегтем пахнет. - Чуть заметным
кивком она показала на писарей.
- Ну что вы, дегтем, - возразил старшина роты. - Вакса у нас есть!
- Еще хуже, чем деготь! - заметил командир роты и весело засмеялся. Оба
писаря тоже засмеялись.
Я не оспаривал предложения командира насчет места моего ночлега, знал,
что это приказ, а не предложение. Догадывался и о том, что если бы начал
возражать, то старшина роты пустил бы в ход свои гнусавые насмешки:
почему-то мне представлялось, что он способен на это. Писари поддержали бы
его, а тогда командир роты обязательно настоял бы на своем. К тому же мне
показалось, что в сравнении с моими казарменными условиями эта лавка возле
умывальника, хоть и узкая и с телкой под ней, будет все же более
комфортабельна. Там я спал на верхних нарах среди пожилых бойцов, которые
ночью здорово зажимали меня и оба громко храпели на разные голоса. Несколько
ночей я мучился, пока приноровился и стал сам так храпеть, что заглушал храп
соседей.


* * *

Старшина роты, сверхсрочник по фамилии Заминалов, был человеком уже не
молодым и, как я потом узнал, семейным, хотя это не помешало ему с первых
дней размещения роты в этой деревне приглядеть себе молодуху и пристроиться
к ней на постой. Неказистый с виду и маловат ростом, Заминалов имел все же
довольно внушительный вид: ходил всегда чисто выбритый, аккуратный,
подтянутый, носил комсоставский ремень, полевую сумку и даже портупею,
которая по уставу не была ему положена. Лицо у него всегда свежее, щеки
розовые, будто только вернулся с отдыха. Гимнастерка чистая и даже со
складочкой на рукавах от недавнего глажения. И воротничок белый,
накрахмаленный. Все знали, что содействовала этому его квартирная хозяйка,
но в то время никто никого не упрекал за это - скорее могли позавидовать.
Хороший уход, удовлетворение одеждой и амуницией создавали и хорошее
настроение: Заминалов никогда не был хмурым, всегда весело и хитровато
улыбался, с бойцами, с писарями и даже с командирами разговаривал одним и
тем же снисходительным, несколько насмешливым, будто недоверчивым тоном.
Порой ни с того ни с сего вспоминал какую-нибудь старую песенку и начинал
тихонько и гнусаво напевать ее. Любил декламировать популярное в то время:

Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди...

Его тонкий, гнусавенький голосок звучал тогда с немалой долей лиризма и
даже искренности.
На другой день после того, как я перебрался из казармы в штабную хату,
Заминалов, как только вошел в штаб, обратился ко мне: