"Николай Кудрявцев. Что уж, мы уж, раз уж, так уж..." - читать интересную книгу автора

что она показывала норму каждого выпившего в отдельности. Выпил человек свою
меру, и у него перед глазами предстает мужик в парике, по имени "Глюк", по
профессии "композитор". Смотрит сурово в глаза и грозит пальцем. Тут по
неволе пропустишь стакан-другой, пока хмель не уляжется. Правда с Брыней
накладка вышла. Выпил он норму, к нему Глюк и пальцем грозит. Брыня не понял
и кружку вдогонку нормы. Глядь, а Глюков уже два. Брыня придвинул к себе
бутыль и как начал экспериментировать, аж Глюки вспотели. Когда в избе, от
Глюков, стало не продохнуть, Брыня загнал композиторов в чулан и сбил с них
всю спесь вместе с париками. Затем вернулся в горницу и выпил за искусство.
На вопрос друзей: "Кого он там гонял?", Брыня, загадочно улыбаясь, ответил,
что, мол, музыкой навеяло. Глюки, с тех пор, Брыню не беспокоили.
Грянула Великая Отечественная и Брыня с попом ушли в город,
записываться добровольцами. В деревню вернулся один поп, злой как черт,
крестя большевиков, на чем свет стоит. Его забраковали из-за косоглазия.
Акулина, узнав, что Брыню взяли в пехоту, заголосила на четыре года. А зря!
Брыня вернулся живой, здоровый, с целым иконостасом на груди и объявленный
во всесоюзный розыск. Об этом он, разумеется, односельчанам не говорил, но
друзья догадались сами. Вы тоже догадались бы, потому что каждый день, в
течение трех месяцев, за Брыней приезжали люди в форме и с ордером на арест.
И каждый день, Брыня объяснял служивым, что никуда не поедет, что тот
особист сам налетел, шесть раз, на стену своего кабинета и стал инвалидом по
неосторожности. А те служивые, которые вчера приезжали за Брыней, тоже
неосторожно проехались по ступеням и переломали себе все кости. Вы, уж,
ребята, будьте осторожны. По ступеням лучше не поднимайтесь, я и так вас
прекрасно слышу. А то не дай бог, оступитесь на самом верху.
Через три месяца Брыню оставили в покое. То ли решили, что особист
действительно сам виноват, то ли ордера на арест, которые Брыня отбирал и
вешал на стену, закончились. Как бы там ни было, а Акулина засияла от
счастья.
В середине пятидесятых, в деревню пришел Филька. Увидев людей, он снял
старую солдатскую ушанку, поклонился и упал, потеряв сознание. Был он
изможден, истощен и морально опустошен. Проведя одиннадцать лет в лагерях,
он растерял всю тягу к жизни.
- Ничего, - сказал Брыня. - Если в долину войдет, то мы его в озере
оживим, а если не пустит долина, то похороним по-человечески.
Долина пустила, озеро поправило здоровье, а деревня получила пятого
жителя, правда пугливого, но работящего. Он каждое утро подметал деревню
вдоль и поперек, мыл стекла даже в нежилых домах и смазывал петли на воротах
долины.
Так, впятером, и жили, не тужили. Где-то там, за лесом, бурлила страна
Советов, подходя к точке кипения, за которой парила страна Демократов. Народ
ожидал перемен. Какими они будут, не предполагали даже те, кто усиленно
обучался не сгорать со стыда; кто под бизнесом подразумевал не работу, а
умение распределять денежные средства; кто тренировался обворожительно
улыбаться и правдиво врать в глаза. Прозорливые красили себя и своих чад в
рыжий цвет, а были и такие, кто учился падать с моста в реку. Любое умение,
кроме трудолюбия, могло высоко поднять в будущем. Верили этому потому, что в
Ставропольском крае выращивали нечто удивительное. Это нечто, могло отвечать
шесть часов на вопрос: "Рядом с вами, ваша жена Раиса?", и так, толком, и не
ответить. Представляете, что можно ожидать от такого руководителя? И что