"Анатолий Кучеров. Трое " - читать интересную книгу автора

верить этому, Борисов не мог освободиться от тревоги. Он не думал о себе, он
думал о Вере, о сестре Аннушке, и ему казалось, что им угрожает какая-то
опасность и он должен вырваться отсюда, чтобы их спасти. Ему тоже
вспоминался Костя, Костя ему тоже был сейчас особенно необходим. Он умер в
бою, они не слышали от него жалобы, он только передал: "Я ранен". О чем он
думал тогда?.. Однажды он рассказал, как взвесили луч солнца. Это показалось
им, Борисову и Морозову, таким сказочно удивительным, что они долго не могли
прийти в себя от восторга. Липочкин обладал этой счастливой способностью
думать о самом интересном, о самом удивительном, а не о себе. Его мысли и
сердце всегда были отданы жизни. И в последнюю минуту он, быть может, решал
задачу вроде той, с солнечным лучом. И, вероятно, он, Борисов, что-то
хорошее и доброе перенял от погибшего стрелка. Перенял, и долго еще будет
передаваться ему нечто невесомое, а, может быть, имеющее вес как луч света,
от сердца к сердцу, от переставшего биться к живому. Борисов лежал и думал о
близких, о гибели Кости и забывал о себе.
И только у Юльки шевелилась одна мыслишка на дне ее рано проснувшегося
сердца - мысль о коротеньком огарке свечи. Она смотрела на него с
ожесточением и твердила про себя как молитву: "Ой, догори, догори,
скорийше!.." И невольно подвигалась к Алексею Григорьевичу, который казался
ей всей доблестью и мужеством дружественной воинской силы. Но свечка
кренилась-кренилась, потихоньку трещала и не желала гаснуть, хай визьме ее
хвороба!
А что же будет, когда свечка погаснет? Юлька сможет тогда не прятать
лицо, не опускать глаза, как при этом слепящем свете. И никто не прочтет ее
мыслей, и она, не стыдясь, сможет глядеть в темноте на своего соседа и еще
совсем, совсем немного придвинется к нему.
Так и не дождавшись той счастливой минутки, когда свеча дотает, Юлька
уснула и привалилась к Ивашенко, а он, стараясь не двигаться, чтобы не
разбудить Юльку, смотрел в угасающий огонек свечи.
- Похоже на поезд: сидим и едем к черту на рога, - шепнул Морозов,
отрываясь от своих мыслей. - Самое время что-нибудь рассказывать,
какую-нибудь историю.
- Давайте, ребята, - шепотом поддержал Борисов. - Раз крысы сразу не
пришли, до утра - порядок. Я, что ли, начну. Вот сейчас думал о сестренке, а
потом вспомнил историю. Не выдумка, а, понимаешь, самая настоящая. Один
перегонщик рассказывал...
Случилось где-то на Волховском, тоже у бомбардировщиков, с летчиком
Островским. Полетел он бомбить, и снаряд как раз угодил ему в бензопровод.
Машина вспыхнула, тут и думать нечего о том, чтобы посадить. Островский
приказывает прыгать, высота порядочная - две тысячи метров. Выскочил
штурман, и тут Островский заметил, что тот к своему креплению парашют забыл
пристегнуть и выпрыгнул как есть. Островский еще подумал: "Вот сплоховал
парень: выскочил на тот свет". И недолго думая, сам полез из кабины. Очнулся
он на откосе, там такой откос был крутоватый, к речке, под снегом. Не помню,
какая речка, может, Волхов. Очнулся и видит: и на нем парашюта нет, забыл к
лямкам пристегнуть. У штурмана ошибку заметил, а сам сгоряча прыгнул с двух
тысяч метров даже без зонтика - и живой! И, понимаете, как получилось:
приземлился он по касательной к обрыву в глубокий снег и съехал по снегу, по
кустам к самому берегу скатился. Только сознание потерял, а так целый и
живой!