"Анатолий Кучеров. Трое " - читать интересную книгу автора

поднималось, как ртуть в градуснике на солнечной стороне, и только Ивашенко,
осмотрев и проверив с оружейником пулемет, сидел на земле, подставив лицо
ветру, и, положив голову на бомбу, разогретую утренним теплом, грыз
коротенькую травинку. Рядом лежал его шлемофон, а у ног свернулась Муха и
наблюдала за новым членом экипажа.
Прошла радистка с командного, Таня. Ивашенко ее сразу узнал и окликнул.
- Чего тебе, стрелок?
- С тобой связь держать в полете?
- Со мной.
- С тобой и на земле готов держать связь.
- Очень ты мне нужен, - презрительно сказала Таня и пошла дальше своей
легкой походкой.
"Не теряется стрелок", - подумал Морозов и вспомнил робость Кости
Липочкина.
И вот наконец взлетела ракета.
"За Костю", - сказал про себя Морозов, садясь в самолет.
Весь экипаж был теперь на своих местах, только на месте Липочкина сидел
этот художник и теперь у его ног лежала Муха.

* * *

Они летели всей эскадрильей. Морозов вел первое звено. Над ними
купались истребители прикрытия. Все земные воспоминания на время будто
растворились в гуле моторов. Одна страсть, одно желание овладевали людьми.
Они ушли на север и на высоте трех тысяч метров стали почти невидимы.
Оттуда, из этой солнечной голубизны, откуда море тоже кажется небом, они
устремятся к порту, причалам и кораблям.
Когда они повернули на юг, открылась земля - волнистая, коричнево-серая
линия берега с нежным зеленоватым блеском, но им некогда и невозможно было
видеть ее краски, ее весенний свет, прелесть мира, красоту его теней - все
это сейчас было не для них.
Внизу у берега, серебристо-серые с высоты, стояли корабли, прижавшись к
причалу, как листья к ветке. Звено Морозова обрушилось первым, и когда оно
вошло в пике, земля, камень, пыль, огонь, гладь чистой воды, блики солнца на
ней, транспорты под парами - все это рванулось с оглушающей стремительностью
навстречу. Лицо Морозова покрылось потом. Высота сокращалась, она сжималась,
казалось, что густеющий, все более упругий воздух вот сейчас раздавит, что
его нельзя вдохнуть, что он превращается в камень и останавливает сердце.
Может быть, сильнее всех это чувствовал Ивашенко. Его сплющивала
скорость падения. Кровь стремилась разорвать тело. Но он знал, что сейчас
оторвутся бомбы и он сможет дышать и видеть мир.
Когда самолет выскользнул из пике, Ивашенко увидел под собой ниточки
дорог, причалы, волнорез с маяком. Все это было освещено солнцем, а сейчас
пряталось в туман дымовой завесы и уходило на север. А под крылья все
быстрее стремилась незнакомая земля.
- Не попали, - тяжело дыша, сказал Морозов в переговорную.
- Не хотел бы я быть у причалов, - успокаивая, сказал Борисов, - если
не наши бомбы, то эскадрильи.
- Попробуем еще раз.
- В порту пожар, товарищ командир, - доложил Ивашенко.