"Алан Кубатиев. Вы летите как хотите!... (Фантастический рассказ)" - читать интересную книгу автора

Два курса Вронский таскался за нею, несколько раз под настроение они
вусмерть целовались в подъездах. Потом Вронский уже совсем решил на ней
жениться и уехал в стройотряд - "подрубить капусты" на свадьбу. Кстати,
строили они ту самую птицефабрику, ответ директору которой он сейчас
переводил.
Вронского познобило: по теперешним временам это солидной темноты пятно в
биографии. Не дай бог, Дятлы достучатся...

Вичч-чьючи-чир-чир-чи-фирр. Вам отказано окончательно.

Вронский отложил микрофон и снял наушники. Намятые хрящи горели, в голове,
как воробьи под церковным куполом, метались звенящие крики. За сегодняшний
день это был восемнадцатый перевод, не говоря уже о письменных: губы
сводило, язык дрожал от утомления, горло саднило. Он знал, что на своих
слетах они все равно посмеиваются над ним и остальными переводчиками, а
Ара виртуозно передразнивают их ошибки и оговорки... Ну и черт с ними.
Главное, что не надо идти наниматься на кормокомбинаты. Фью-ирр-чип.
А замуж за него Ледка не вышла. Пока он горбил в стройотряде, она
безмятежно "выскакнула", как поведала ему ее бабушка. За морского летчика.
Мгновенно и впечатляюще забеременела, родила близнецов, назвала Кастор и
Поллукс, и выпала из обращения. Вронский крайне редко вспоминал о ней, и
почти всегда с похмелья. Особенно с тяжелого, с классического
Katzenjammer'a.
Года два он не мог смотреть на женщин. Его тошнило даже от безобидных
фотомоделей на журнальных обложках. Это вовсе не значило, что его не
тошнило от мужчин - тошнило, и еще как. Его тошнило от всего. Кроме
птичьего языка.
Диплом он защитил даже с некоторым блеском. Профессор Зимородков предлагал
ему оставаться на кафедре, но он уехал на Куршскую косу и проторчал там
почти четыре года. Все это казалось чисто академическими забавами, не
имеющими почти никакого практического смысла. Но было приятно.

А потом изменилось все. Настал Птичий Базар.
Охоту запретили, из библиотек вычистили абсолютно все, что имело к ней
отношение, начиная от Тургенева и Бианки до "Устава соколиной охоты". По
слухам, его автор сейчас скрывался где-то под Москвой - то есть буквально
под Москвой. Политическое убежище у крыс - штука ненадежная, но все же...
Все лучше, чем то, что ждало обвиненного в "разжигании межвидовой
вражды"...
Они летели из-за моря. Вронский сам видел, как начался Перелет - сначала
поодиночке, затем небольшими стайками, и потом уже пошли целые караваны,
крикливые, хохочущие, все время что-то клюющие...

Дверь скрипнула, отворилась на три пальца, и в щель блеснули запотевшие
очки, потом мокрая лысина. Потом брюхо, по которому изгибался галстук.
- Ук-хуу!.. - сказал Совчук вместо приветствия. - Чай чью?..
Заварка у него вечно кончалась раньше всех.
Нехотя слезая с насеста, Вронский сказал:
- Ты что, жуешь его, что ли?
- Нет, суп варю, - ответил Совчук, пристраиваясь в углу. Он тоже попал