"Сигизмунд Кржижановский. Салыр-Гюль" - читать интересную книгу автора

напоминают многоповоротность и запутанность улиц старого Самарканда, и вся
стена похожа на план восточного города. Мысли нетрудно заблудиться в этом
настенном городе линий. Орнаментальные узоры, разыгранные в тональности
сине-зелёного, или жёлто-белого, незаметно для глаза переходят в фигурные
буквы цитат из Корана, а излом лесенок цветной кирпичной кладки столь же
нежданно превращается в древние куфические надписи.
Как расшифровать трудные шифры восточного узора? Я пробовал было так:
прямая есть кратчайшее расстояние между двумя точками а и б; арабеск самая
длинная из всех возможных линий, какими можно соединить а и б. Синие изгибы
на стене как будто бы и соглашались со мной, но самой своей выгибью
напоминали: слишком прямолинейно для истины; по крайней мере, для восточной
истины.
И мне вспоминается побасенка, которую я слышал недавно в чайхане:
жили-были правда и неправдивый человек; правде было противно встречаться с
неправдивым, а неправдивый боялся встретиться с правдой; и они ходили всегда
по разным сторонам улиц - человек по левой, а правда по правой. Но однажды
человек подумал: <А вдруг я попадусь на глаза правде - лучше отойти в
сторону>. Но и правда тоже подумала: <Лучше мне отойти в сторону, а то ещё
чего доброго встречу недоброго>. И они оба - правда и человек, - чтобы не
встретиться, сошли с пути - и оттого встретились.
Но я тоже сошёл с пути. Возвращаюсь к теме. Когда узбекский дехканин
сеет рис или насаждает овощи, сев и рассада у него стеблятся тесно, потому
что земли у дехканина мало, в обрез. Но и рука художника, засеявшая
растительным орнаментом вертикальные поля узбекистанских мадрасс,
действовала так, как если б пространства ей было отпущено в обрез. Среди
немногих сохранившихся имён встречаются персидские и даже китайские. Трудно
поэтому дознаться, существует ли в данном случае хотя бы дальняя
психологическая тропа от навыков обработки поля омачом к художественной
проработке проблемы заполненности пространства.
Но сейчас не только в глазах, в мыслях пестрит от собранных в память
линейно-точечных сложностей. Лучше о чём-нибудь простом, как... полукружье
купола или выгиб арки.
Эти два образа неотступно следуют за мной из города в город и из улицы в
улицу, давая зрительные реплики почти на каждый поднятый взгляд. В сущности
всё пространство всех узбекских городов - от поверхности земли до
поверхности кровель исчерчено арчато-купольным росчерком.
Если, взяв в руки лук, постепенно оттягивать его тетиву, то полуэллипс
лука начнёт круглиться; можно прервать натяжение именно в тот момент, когда
выгиб лука будет близок к окружности: это поперечное сечение купола; но если
длить выгибание лука так, чтобы преодолеть его коэффициент упругости, лук
хрустнет и сломается как раз в центре кривой: линейный момент его гибели и
будет - арка. Если в этом будет участвовать и правильно наложенная на
тетиву стрела, то направление её точно совпадает с направлением линии,
называемой в архитектуре: стрела арки.
Какой-нибудь житель Бухары, встав поутру, пьёт свой утренний чай из
чайника с арчатым заострённым носиком и, вынув из ножен свой забравшийся
внутрь ножен вместе с рукояткой нож, режет его двусторонним арчатой формы
лезвием овощи. Затем, надев поверх тюбетейки арчатой формы шляпу (они именно
сейчас очень распространены в Бухаре), он берёт стоящий в углу заступ,
имеющий постепенно суживающийся к концу в виде арки форму, и идёт по