"Ирина и Сергей Крускоп. Охота на лис " - читать интересную книгу автора

впечатлением от недавно прочитанного Толкиена.
- Что-то мне пока неохота встречаться с теми эльфами,- пробормотала я,
с неудовольствием вспоминая, что этот волшебный народ ловко стреляет из
луков и, кажется, страдает обостренной ксенофобией.
Впрочем, никаких иных признаков присутствия разумных организмов не
наблюдалось. Дороги не было - мы прокладывали свою собственную. Упрямые
плети колючего вьюнка норовили ухватиться за ботинки. Откормленные
разноцветные пичуги, которых я не могла опознать, спускались почти к самому
носу, чтобы изучить странных посетителей. Если бы не наше странное
положение, я могла бы только радоваться такому отпуску. Впрочем, чем дальше
мы шли, тем больше растворялись мои "бы", потому что вместо озабоченной
состоянием собственного маникюра и Интернет-счета Рене тихой сапой
образовалась какая-то новая личность. И у нее были совсем иные ценности,
никак не связанные с пятном от машинного масла на джинсах. Кажется, даже
слуховое и зрительное восприятие мира изменилось. Нет, не просто изменилось:
как будто сравниваешь здорового человека и слепо глухого с нарушенным
обонянием. Кто бы мог подумать, что человеческая природа настолько ущербна.
Я замерла. Нашка впереди неспешно двигалась, шурша палой листвой,
кажется, даже навывая себе что-то такое лирическое. Значит, не показалось,
действительно изменилась я. Сотни незнакомых запахов и звуков накинулись на
меня как рой диких ос. Слабые и сильные, приятные и не очень, они, не
считаясь с моими желаниями, заталкивали в меня информацию о ДНК чужого мира,
которую я пока не взялась бы расшифровывать. Все предметы, ближние и
дальние, приобрели небывалую четкость: можно было увидеть блестящую росой
паутинку на папоротнике метрах в пятидесяти или затаившуюся под листом
крошечную землеройку, почти неразличимую в тени, но вполне различимую для
меня. "Похоже, именно это называется соколиным зрением",- отстраненно
подумала я. Разумом я понимала, что это довольно странно, но удивиться
по-настоящему так и не смогла и, как ни старалась, воспринимала все
происходящее как должное. Я "должна" именно так чувствовать, а то, что было
до того,- не более чем досадное недоразумение, в результате которого
какой-то раздолбай-демиург не обеспечил мне нужной чувствительности. Но
теперь-то эта ошибка исправлена.
Кроме обновленных трех чувств добавилось еще что-то, что, за неимением
лучшего слова, можно было бы назвать усовершенствованной интуицией. Вот,
например, Нашка, моя любимая одноклассница, полтора десятка лет знакомая,
вызывала у меня чувство опасности. Причем не умозрительное, а вполне
конкретное, сопровождаемое графично-неаппетитными подробностями того, что
она может со мной сделать, буде я ее основательно разозлю. И если бы где-то
на дне сознания не копошилась та Рене, которой я была меньше суток тому
назад, я бы, не задумываясь, шмыгнула в кусты и только меня и видели.
Потом новая я вроде бы смирилась с наличием столь близкой опасности и
обратила внимание на другое - на свой пустой желудок и... доступно скачущую
по полянке метрах в двадцати ЕДУ! И вот это кошмарное несоответствие моя
новая личность категорически не собиралась мне спускать.
Сумка почти бесшумно упала на землю, спина ссутулилась, в беззвучном
рычании вздернулась верхняя губа, обнажая зубы. Словно судорогой свело
пальцы на руках. Но все эти изменения происходили малозначительным фоном.
Важно было только то, что я чувствовала. Голодный хищник + еда = довольный
жизнью сытый хищник. Еда. Теплое живое мясо. Еще секунда, и я ее уже видела.